Страстотерпцы
Шрифт:
Чадам ссыльного от казны положено было на день на еду шесть денег, домочадцам — три денежки. Протопопице — алтын, протопопу — алтын с денежкой. Но воевода и хлеба дал, и соли, и рыбы. А главное, не утеснял Аввакума молить Господа, как молили отцы.
5
Москва готовила столы. Ехал редкий гость — гетман Малороссии Иван Мартынович Брюховецкий.
11 сентября казачье посольство — триста тринадцать человек, шестьсот семьдесят лошадей — прибыло поутру к назначенной заранее первой встрече перед Земляным городом. Гетмана приветствовали и спрашивали о здоровье ясельничий Иван Афанасьевич Желябужский да дьяк Григорий Богданов. Гетману подвели немецкую лошадь из царских конюшен. Седло бархатное, вышитое золотой нитью, чепрак турецкий — по серебряной земле золотые цветы, сбруя тоже вызолоченная, в изумрудах, в бирюзе.
Въехал гетман в Серпуховские ворота. Поставили его со всею свитой на Посольском дворе. Содержание определили — рубль в день на кушанье, питьё не в счёт. Переяславскому протопопу Григорию Бутовичу, духовнику иноку Гедеону, генеральному обозному Ивану Цесарскому, генеральному судье Петру Забеле, двум генеральным писарям Степану Гречанину, Захару Шикееву да атаману гетманского куреня Кузьме Филиппову и прочим полковникам — по полтине, простым казакам — по пяти алтын.
На другой день гостям показывали Москву, а гости себя показывали.
Народ сбегался толпами, молодицы, глядя на бритобородых, с усищами, бритоголовых, с чупрунами, казаков, ахали. Люди, в военном деле смыслящие, изумлялись богатому оружию простых казаков, казацким ловким зипунам. Запорожцам нравилось красоваться, и Москва нравилась.
Деревянное кружево московских теремов, несчётные купола церквей с золотыми крестами были для казаков и для самого Ивана Мартыновича дивным дивом.
Желябужский проехал с гостями по замоскворецким лугам, где паслись казацкие кони. Город с реки вдвое краше. Но у казаков было иное на уме.
Попросился гетман на Пушечный двор.
— Пушки-то?! — прикинулся простаком ясельничий. — Пушки можно и в Кремле поглядеть.
Показал гостям длинный ряд стволов, поставленных на скате, над садом. Показал большой колокол и повёл на медвежью потеху.
Добрый молодец вошёл в просторную клетку, и к нему одного за другим пустили зверей: первый медведь был медведь, второй — большой медведь, третий — медведище. У бойца рогатина да нож. Управился.
Казаки, разглядывая медвежатника, только чубами трясли. Спрашивали, как зовут.
— Иван сын Меркурьев, — отвечал медвежатник. Ростом невелик, на вид простоват.
— Сколько лет тебе? — спросил гетман.
— Сорок с годом.
— Мне ровесник! Как же ты не боишься?
— Боюсь! Как его не бояться? Третий на башку меня был выше. Дело уж такое. Царя тешить, царёвых гостей.
— Неужто ни разу не попадался под лапу?
— Под лапу — нет. Попадись — изувечит. Ломаться — ломались. Сила на силу.
— И всякий раз твоя брала?
— Моя. Ныне уж не борюсь. А по молодости схватывался. Уж как обнимет — в глазах темно. Бог, однако, помогал.
Иван Мартынович снял с пальца перстень, взял медвежатника за руку и опять удивился:
— Рука-то маленькая! Где же сила твоя помещается?
Желябужский хмыкнул, дал медвежатнику медный старый ефимок.
— Окажи гостям уважение.
Меркулов виновато улыбнулся, повертел ефимок в пальцах, сдавил, потискал — получилась крошечная чарочка.
— Вот тебе мой перстень! — обнял гетман Ивана. — Подари мне своё рукодельице.
У казаков, стоявших вокруг медвежатника, осанки убыло: Москва, может, и дикая, но такой потехи вовек не позабудешь. Вон их сколько, москалей. Не больно собою видные, да ведь и медвежатник не ахти плечами-то казист.
Через день по прибытии царь позвал Брюховецкого и его полковников к руке.
Гетман Алексею Михайловичу пришёлся по душе: кареглазый, статный, лицо весёлое, усы и брови шёлковые, чёрные. Даже лысый череп не портил.
Подарки гетмана оказались просты: медная пушка, взятая в бою у наказного атамана, изменника Яненка, и его же серебряная булава, сорок волов, жеребец арабских кровей.
Великий государь спросил гетмана о здоровье, допустил казаков к руке, наградил соболями.
На том церемонии кончились, и уже 14 сентября пошли долгие упрямые споры о статьях договора. Судьёй в Малороссийском приказе был боярин Пётр Михайлович Салтыков. В обхождении ласковый, но в государевых делах — кремень.
Однажды во время вечерни гетманову духовнику Гедеону передали для Брюховецкого письмо патриарха Никона. Святейший благословлял гетмана, его полковников и всё Войско Запорожское. Просил пожаловать в Воскресенский монастырь, помолиться в Новом Иерусалиме. Посланец Никона шепнул Гедеону, что ему есть что сказать гетману и на словах.
Брюховецкий хоть и боялся царских соглядатаев, но рискнул. Монаху передали казацкое платье, провели в покои гетмана незамеченным.
Собрание многого стоило: епископ Мстиславский и оршанский Мефодий, бывший по весне в Москве, просил великого государя ради устроения прочного мира на Украине брать денежные сборы с городов в свою царскую казну. Гетман деньги городов тратит на одних казаков, города же хотят иметь крепкую надежду на царя. Собирать деньги должны царские воеводы под наблюдением выборных из местных жителей, а потому надо во все города послать воевод с ратными людьми.
Передал посланец и наитайнейшую просьбу: пусть гетман возьмёт с собой в Малороссию племянника святейшего Федота Марисова, из Малороссии Федоту ехать в Константинополь.
— Взять с собой никого нельзя, — ответил гетман. — Государевы люди знают, сколько прибыло. Поехать к его святейшеству тоже не могу, но казаки не забыли ласку святейшего, за благословением пошлю полковника Давыдовича.
Про себя же Иван Мартынович подумал: «Поганец Мефодий! Обойду я тебя, поганец!»
И на другой день ударил челом: пожалуй, царь-батюшка, прикажи брать с украинских городов все доходы и сборы в свою казну да пошли во все города своих царских воевод с ратными людьми.
Алексей Михайлович челобитье принял, послал к гетману Дементия Башмакова сказать похвалу за усердие и повелел о всех делах написать статьи.
Вцепились дьяки в гетмана, как собаки. В генеральных писарях люди служат ловкие, уклончивые, но ни обмануть, ни объехать царских думных людей не сумели.
Самая грустная для Брюховецкого оказалась первая статья: в государеву казну идут сборы денежные и неденежные, и не только с горожан, но и с поселян, с кабаков, с мельниц, таможенные взимания с иноземных купцов, медовая дань.