Стратегии гениальных мужчин
Шрифт:
Конечно, Наполеон допускал ошибки и достаточно большие просчеты во время военных кампаний. Но его артистизм, холодные и трезвые оценки происходящего позволяли ловко выходить из невыгодных и даже чрезвычайно опасных положений. Можно вспомнить, что, осуществляя свой второй военный поход – в Египет и Сирию, Наполеон целых девять дней уделил Мальте, из-за чего потом едва не столкнулся с мощным и быстроходным английским флотом во главе с легендарным адмиралом Нельсоном. Такая встреча могла стоить ему головы.
Одной из наибольших «невоенных» проблем Наполеона было отсутствие ораторского таланта и нежелание научиться этому искусству: он был уверен, что деспотическим истреблением многотысячных армий и жесткими формами управления вполне можно компенсировать умение произносить пламенные речи перед народом и строить дипломатические
Но главным отличием в военной стратегии и тактике этого полководца было нахождение неадекватных, а значит, неожиданных шагов для противника. Как Цезарь и Ганнибал, он совершал маневры, которых никак не ожидали его военные оппоненты. Например, для второго появления в Италии он избрал не просто самый сложный, а почти невозможный и, с точки зрения противника, абсолютно нелогичный тактический путь – через перевал Сен-Бернар в Альпах. Но когда Бонапарт со своей армией появился в тылу австрийского войска, в результате получился эффект внезапно разорвавшейся бомбы.
Основой же общей жизненной стратегии Наполеона был такой непревзойденный эгоцентризм и такая неприязнь к любым авторитетам, что казалось, он ставит в один ряд с собой лишь Господа Бога. Людовику, наивно полагавшему, что «первый консул Франции» жаждет восстановить монархию, властитель с иронией порекомендовал «не желать своего возвращения во Францию», ибо для этого «пришлось бы пройти через сто тысяч трупов». «Пожертвуйте вашими интересами покою и счастью Франции: история это вам зачтет», – добавил он в письме ошарашенному монарху. Разве мог он позволить какому-то там королю, уповающему на свои юридические права, возвыситься до Себя?! Сила – вот его визитная карточка и права!
Впрочем, это вовсе не означает, что Наполеон витал в облаках: он прибегал к дипломатическим тонкостям и коварной хитрости, когда это было необходимо для решения политических задач. Так было, когда он «неожиданно» решил передать русскому царю пленных солдат российской армии, да еще сшил им новую форму за счет французской казны. При этом он не только добился расположения русского царя, но и ловко избавился от нескольких тысяч ртов. В другой раз, когда надо было разорвать мир с Англией, он виртуозно разыграл вспышку гнева во время аудиенции британского посла. И наоборот, когда надо было показать русскому царю свое смятение, чтобы заманить его на Аустерлицкое сражение, Наполеон сумел это сделать, представ перед посланником русского монарха озабоченным и неуверенным.
Не менее интересно, что, веря только реальному авторитету, то есть добытому умом или силой, Наполеон вполне серьезно заботился о приобретенном декоративном авторитете, который предполагал использование всех возможных сценических механизмов влияния на людей: от получения мифических званий и рангов до навешивания орденов. Он постарался над развитием символов, с которыми так или иначе было связано его имя. Однако все манипуляции проделывались с таким мастерством и в таком стремительном вихре, что мало кому удавалось проследить за ходом мыслей властителя, и потому все выглядело если и не естественно, то по меньшей мере приближенно к этому. Наполеон руководствовался определенной логикой: имея дело с массовым сознанием, маг предпочитал его заворожить влиянием символов – чтобы избежать лишних кровопролитий и потрясений. Для этого он реанимировал влияние Папы Римского – для утверждения в стране новой идеологии и создания вокруг собственной персоны ореола величия и божественности, затем менее чем через три года после прихода к власти путем искусно организованного народного волеизъявления добился объявления себя «пожизненным консулом», и наконец диктатор короновал себя императором на глазах у застывшей в странном гипнотическом сне Европы. Европейские лидеры просто не поспевали реагировать и противостоять такому феерическому восхождению. Будучи гениальным психологом (а он не мог не стать им: скрупулезно изучая деяния талантливых полководцев и государственных мужей древности, он тщательно фиксировал в сознании все особенности человеческой природы и методы воздействия на нее), Наполеон, среди прочих рычагов управления армией, ввел так называемые товарищеские суды. Суть солдатского самоуправления заключалась в казнях тех воинов, которые, по мнению самих же участников боя, вели себя недостойно. С одной стороны, страх перед линчеванием, а с другой – возможность получить отличия и награды. Это гнало солдат на самые неприступные стены и заставляло побеждать самого яростного неприятеля. И это было частью гениального управления Наполеона и построения им универсальной военной организации.
В это же время новый вождь Европы распространил немыслимое для свободного духом европейца влияние своего имени и на территории покоренных французами держав. Для начала Бонапарт деспотическим распоряжением запретил газетам выражать мнения, противоречащие его интересам. Он хотел прослыть демоном, чтобы уже звук его имени повелевал народами. И он добился этого. Когда Наполеону вдруг вздумалось изменить государственное устройство в Швейцарии, он лишь известил об этом: учитывая наличие 30 тысяч солдат на границе да дикий нрав французского самозванца, Швейцария покорилась мгновенно и безропотно. К таким же по характеру действиям можно отнести и расстрел Наполеоном члена династии Бурбонов – герцога Энгиенского. Последнее было исполнено исключительно с целью психологического давления и устрашения, которым французский самодержец уделял особое внимание. Более того, уничтожение человека, абсолютно непричастного к каким-либо политическим событиям во Франции, Наполеон тут же ловко использовал для нагнетания обстановки тревожности и объявления себя императором.
Еще одной особенностью Бонапарта была сумасшедшая работоспособность. Он мог спать лишь три-четыре часа в сутки, почти не отрываться для обеда, но точно так же он никогда не давал расслабиться окружению.
Внутренним чутьем понимая, что массовое сознание должно воспринимать его образ с трепетом и благоговением, он делал все, чтобы соответствовать разработанной для себя роли, и играл так ловко, словно вся его жизнь была выступлением на сцене. Этот миф не раз сослужил Разрушителю добрую службу, ибо людская молва так лихо разнесла посаженные им зерна, что одно его имя на поле брани порождало замешательство и неуверенность в рядах неприятеля. Он сам непрестанно твердил, что «работает всегда», «просчитывает», «предвидит» все, что должно произойти. Люди легко уверовали в миф о герое – каждая нация нуждается в образах и не только легко соглашается поверить преувеличениям, но и заботится о продолжении мифов, если только они направлены на поддержание национальной идеи.
Способность этого полководца видеть суть в движении к своей цели заключалась, прежде всего, в том, что он, в отличие от окружения, видевшего лишь частности, умел разбираться в глобальном и представлять свои деяния как необходимые для всеобщего блага. Делая ставку на «большие батальоны», он с легкостью жертвовал этими батальонами, ибо никогда не утруждал себя размышлениями о ценности человеческой жизни. Система ценностей Наполеона формировалась в соответствии с возможностями добиться своей цели, и то, что не относилось к достижению цели, просто и легко вытеснялось. В людях он видел лишь ступеньки. Но с другой стороны, как никто другой, Наполеон понимал, что мелочей в искусстве управления людьми не бывает. Даже некоторые раны, полученные им во время сражений на поле битвы, он скрывал от масс, обходясь помощью ближайшего окружения, – очевидный пример создания образа себя (о некоторых из этих ран стало известно лишь после его смерти, когда обмывали его тело).
Наполеон, безусловно, был великим мастером образа, и свое искусство умело использовал для формирования имиджа среди солдат. Академик Е.Тарле упоминает забавный эпизод из жизни полководца во время тяжелого перехода армии из Сирии в Египет. Когда главнокомандующий отдал приказ всей армии спешиться и предоставить коней для больных и раненых и к нему подошел конюшенный с вопросом о том, какую ему оставить лошадь, Наполеон, зная, что на него смотрят солдаты, закатил сцену ярости. «Всем идти пешком! Я первый пойду!» – кричал он в неописуемом гневе, за что, конечно, снискал любовь и доверие своих солдат.