Стратегия. Логика войны и мира
Шрифт:
Вторжение Роммеля в Египет не могло служить никакой более значительной цели. Оно было бесполезным даже с точки зрения отвлечения непропорционально больших британских сил: у Британии не имелось главного театра войны в 1941 и 1942 годах, тогда как у немцев он появился, начиная с 22 июня 1941 года, спустя всего несколько недель после прибытия Роммеля в Триполи. Только на Русском фронте Германия могла достичь решающих результатов на уровне большой стратегии. В войне с СССР у немцев была, по меньшей мере, возможность победы, поскольку вертикальный успех мог породить на этом театре военных действий горизонтальные последствия. Ведь всякое завоевание немцами населения и ресурсов уменьшало силы СССР в той же степени, в какой этого можно было бы достичь путем отвлечения от войны какого-либо союзника, используя оружие дипломатии. И в то же время завоевание советских территорий могло бы повысить силу Германии пропорционально приобретению себе нового союзника — в той мере, в какой завоеванные люди и ресурсы могли быть привлечены к военным действия немцев. Полное завоевание
В то время как Германия, по крайней мере, очень мало вкладывала в войну в Северной Африке, имперская Япония допустила основополагающую ошибку в горизонтальном измерении — ошибку в дальновидности и в действиях разведки, рассеяв свои военные силы по второстепенным театрам войны. После атаки на Пёрл-Харбор японцы оккупировали Малайю, Сингапур и голландскую Ост-Индию, получив солидный выигрыш в горизонтальном измерении. В этих странах не было союзников, которых можно было бы разгромить и вывести из войны, зато имелись весьма значительные ресурсы, прежде всего каучук, олово и пальмовое масло Малайи, а также нефть голландской Ост-Индии. Что же касается захвата Филиппин, совершенного малыми силами, то он тоже был вполне оправдан, ибо вытеснял американцев с запада Тихого океана. На этих островах можно было устроить аэродромы для тяжелых бомбардировщиков, чтобы атаковать японцев с самого начала, а также базу для более широких контрнаступлений, проводящихся в должном порядке. Но последовавшее вторжение в Бирму, захваты островов в южной части Тихого океана, попытка захватить Новую Гвинею и, прежде всего, продолжающаяся война с Китаем — все это отвлекло весьма и весьма значительные силы, которые следовало применить на одном-единственном театре военных действий — там, где Япония теоретически могла бы выиграть войну: в самих Соединенных Штатах.
Японцы сделали за американцев то, чего они сами сделать для себя не смогли, а именно — разрешили их глубокие внутренние противоречия во взглядах на необходимость участия в войне, подтолкнув их к решению о нем. Исправить эту огромную ошибку в государственном управлении можно было, только вторгнувшись в США. Чтобы превратить свое временное превосходство во флоте и в ВВС, продемонстрированное при нападении на Пёрл-Харбор, в окончательную победу на уровне большой стратегии, японцам пришлось бы вывести из строя всю потенциальную американскую военную силу в самом ее источнике, потому что она неизбежно и значительно переросла ресурсы Японии. Ни в Китае, ни в Бирме, ни в южной части Тихого океана, ни на Новой Гвинее японцы не могли задушить мобилизацию американской мощи. Принести им победу могла единственная кампания — вторжение в Калифорнию, за которым последовало бы завоевание важнейших американских жизненных центров, что увенчалось бы навязанным миром, заключенным в Вашингтоне. Правда, силы императорской Японии, даже если их отозвали бы из Китая и вообще отовсюду, не достигли бы успеха в попытке завоевать США, пусть даже по одним только логистическим причинам, и, конечно же, о таком вторжении они даже не помышляли. Но другого способа выиграть войну не было.
Из этого следует, что единственно верным для Японии решением сразу после Пёрл-Харбора было бы просить о мире, пожертвовав способностью сопротивляться поражению в течение ближайших нескольких лет в обмен на уступки, на которые пошли бы Соединенные Штаты, желающие избежать сражений за свою победу. В ходе окончательных переговоров перед Пёрл-Харбором администрация Рузвельта предъявила к Японии значительные требования, включая вывод ее войск из Китая и французского Индокитая. После Пёрл-Харбора США, несомненно, потребовали бы гораздо больше: наверняка вплоть до ухода Японии из ее новой колонии в Маньчжурии и, весьма возможно, из более старой колонии в Корее, если не с Тайваня. Кроме того, обнаружив, насколько эффективными могут быть японские вооруженные силы, американцы начали бы настаивать на разоружении — по крайней мере, частичном. Согласиться на все это сразу было бы тем сложнее психологически и политически после блистательного успеха в битве, но иного способа уберечь Японию от верного и полного поражения не имелось.
Этим измеряется подлинное стратегическое значение громадного тактического и оперативного успеха атаки на Пёрл-Харбор: она была полным провалом. Японии было бы гораздо лучше, заблудись все ее летчики в небе над Тихим океаном или промахнись мимо цели. Если бы японские пилоты добились умиротворяющего комического эффекта, не сумев причинить никакого ущерба, то американцы были бы еще щедрее в ходе дальнейших мирных переговоров. На уровне большой стратегии слияние вертикального измерения с горизонтальным было столь неблагоприятным для Японии, что тактический и оперативный успех при Пёрл-Харборе оказался в действительности куда хуже неудачи.
Этот случай — далеко не единственный. Тактические достижения легко могут привести к прямо противоположным результатам на уровне большой стратегии. Все, что требуется для того, чтобы большее стало меньшим, — существенная дисгармония между двумя измерениями. Например, если дипломатические и пропагандистские последствия бомбардировочной кампании оказываются неблагоприятными, то бомбить больше — хуже, чем бомбить меньше, и разрушительная бомбардировка хуже неэффективной.
Когда налицо сильная
Но при дисгармонии между двумя измерениями вертикальный успех может оказаться хуже поражения.
Поскольку императорская Япония потерпела поражение, прежде всего, потому, что не пошла на Вашингтон сразу после Пёрл-Харбора, в войне на Тихом океане уже не было по-настоящему решающих сражений. Единственным следствием морских и воздушных сражений в Коралловом море, возле атолла Мидуэй, на Новой Гвинее и на острове Гвадалканале стало то, что скорость сползания Японии к полному поражению изменилась. Ни одно из этих сражений, какими бы драматическими они ни были, не могло стать решающим на уровне большой стратегии, потому что ни одно из них не могло изменить исход войны, как происходило в некоторых сражениях между немецкими и советскими войсками на Восточном фронте. Даже полная победа японского флота в битве при атолле Мидуэй в 1942 году могла привести лишь к временному результату: окажись уничтоженными американские а не японские авианосцы, эта потеря не лишила бы Соединенные Штаты того преимущества в военно-морском флоте, которое к 1944 году было бы им в любом случае обеспечено благодаря масштабному производству кораблей и самолетов и выучке личного состава. И, если поражение японцев при атолле Мидуэй было бы еще страшнее, чем произошло на деле, это тоже могло бы лишь ускорить исход, который в любом случае был неизбежен с того времени, когда полностью мобилизованные военные силы США вышли на арену боевых действий.
Северные вьетнамцы, которым не пришлось пережить последствия столь самоубийственного начального военного предприятия, каким стало нападение на Пёрл-Харбор, выиграли свою войну благодаря скромным военным достижениям в вертикальном измерении, сочетавшимся с высокоэффективной пропагандой и дипломатией в горизонтальном измерении. Они никогда не смогли бы победить, продвигаясь в одном лишь вертикальном измерении, хотя были почти равны противнику на тактическом и оперативном уровнях и лишь слегка уступали ему на уровне стратегии театра военных действий [192] . Что же касается технического уровня, то уклончивый вьетнамский стиль войны снижал его значение для обеих сторон, несмотря на особый американский энтузиазм по отношению ко всякой технике, особенно новой и сколько-нибудь передовой. Когда в войну вмешались Соединенные Штаты, северные вьетнамцы уже не могли одержать победу, накапливая тактические успехи, потому что Северный Вьетнам к тому времени стал не главным театром военных действий, а лишь ареной сражений. Силы, применявшиеся против северных вьетнамцев, поступали с совсем иного театра, то есть из самих США, с начала до конца служивших источником оборудования и снабжения для южных вьетнамцев, а также для всех американских войск, действовавших во Вьетнаме с 1966 по 1972 год. Даже если бы северные вьетнамцы могли нанести поражение всем посланным против них силам по отдельности, победы в одном только вертикальном измерении всего лишь дали бы им возможность сопротивляться вплоть до прибытия еще более значительных сил, и в конце концов они проиграли бы.
192
Способность северных вьетнамцев передислоцировать свои войска в пешем порядке с одного конца Вьетнама до другого была механически гораздо ниже соответствующей способности американцев и южных вьетнамцев, пользовавшихся дорожным транспортом, самолетами и кораблями. С другой стороны, их скрытность давала им инициативу при каждом перемещении, так что они не уступали противнику в способности сосредоточивать силы для любого столкновения. Правда, их способность поставлять свежие силы для уже идущего столкновения была гораздо ниже, но зато в свойственном им стиле войны за подготовленными столкновениями следовало немедленное рассредоточение.
Не могли северные вьетнамцы и воспрепятствовать притоку американских сил через Тихий океан. Они не имели ни подводных лодок, ни самолетов, способных действовать над открытым океаном, а их сухопутных сил в самом Вьетнаме было недостаточно для того, чтобы захватить и перекрыть южновьетнамские порты и аэродромы вплоть до окончания войны. В еще меньшей степени могли северные вьетнамцы применять силу в вертикальном измерении против самих Соединенных Штатов: в то время как американцы бомбили Северный Вьетнам всякий раз, когда принимали такое решение, вьетнамцы не могли бомбить или как-либо иначе атаковать США: они были попросту слишком далеко. Но зато дипломатия и пропаганда северных вьетнамцев оказывали безграничное стратегическое влияние: они начали с того, что испортили отношения Америки с ее главными союзниками в Европе, а затем проникли и в сами Соединенные Штаты, что привело к важнейшим последствиям.
Ни разу не нанеся поражения в битве сколько-нибудь значительной группировке солдат США, северные вьетнамцы победили, успешно используя дипломатию и пропаганду, чтобы разбить американский политический консенсус, поддерживавший войну. В итоге сначала американцы были вынуждены вывести войска, а затем последовал резкий спад в притоке оборудования и снабжения в Южный Вьетнам. Военные достижения были необходимы северным вьетнамцам, но не для того, чтобы выигрывать битвы, что в любом случае не стало бы решающим фактором, а просто для того, чтобы продлить войну, создавая такие условия, при которых дипломатия и пропаганда могли оказаться успешными.