Стратегия. Логика войны и мира
Шрифт:
Этот частный пример указывает на еще одно серьезное препятствие разумному стратегическому поведению на национальном уровне: демократическим политическим лидерам сложно осуществлять такую политику, которую можно легко заклеймить как нелогичную и противоречивую; кроме того, их часто обвиняют в чрезмерной уступчивости. Говоря более обобщенно, трудно сохранять общественную поддержку парадоксальной политики, если последнюю неизбежно приходится объяснять через враждебное ей посредство дискурса, основанного на здравом смысле. Только диктатуры могут проводить внешне противоречивую политику, ограничиваясь лишь немногими объяснениями или вовсе обходясь без них. Нередко они сочетают умиротворяющую дипломатию или даже уступки, призванные притупить бдительность противников, с ускоренными мерами по наращиванию вооружений. Они могут метать громы и молнии и разражаться угрозами в
Демократии не могут действовать как хитроумный воин, выслеживающий своих врагов по ночам. Равным образом современные плюралистские демократии не могут достичь последовательности в своей внешней политике, ибо последняя формируется соперничающими силами отдельных групп, оказывающих давление на правительство, организованными лобби, состязающимися друг с другом бюрократическими учреждениями и политическими партиями. И все же еще многое можно сказать о возникающей в силу этого непоследовательности. Рассмотрим, к примеру, ситуацию в США после окончания «холодной войны». Несомненно, внешняя политика США впадала в многочисленные противоречия по мере расширения НАТО, вплоть до того, что стали предприниматься попытки культивировать дружбу с Россией, тогда как Китай расценивали то как союзника, то как врага. Лишь в том случае, если бы всякая непоследовательность и всякие противоречия были устранены, США могли бы добиваться последовательных приоритетов в своих отношениях с каждой из стран, в каждом отдельном месте и по каждому отдельному вопросу, всякий раз сочетая обещания с угрозами, наказания с приманками, чтобы добиться для себя наибольшей пользы.
Таков результат, на который предположительно рассчитывают критики непоследовательности. Действительную мощь США на мировой арене, несомненно, можно было бы увеличить, используя потенциал их нынешнего экономического, технологического, военного и информационного первенства гораздо успешнее, чем это делается сейчас. Иными словами, США должны были бы стать самой могущественной великой державой во всей истории, обладающей гораздо большим контролем над мировыми событиями, чем тот, о котором любой из их предшественников мог только мечтать.
Однако такое распределение не сохранялось бы слишком долго. В годы «холодной войны», когда у США была последовательная стратегия, нацеленная на повышение их мощи, СССР также выступал на мировой арене, чтобы поглощать значительную часть этой мощи и противостоять ей посредством собственных инициатив и ответных ходов. В итоге сложилось некоторое равновесие.
Кроме того, несмотря на явное превосходство двух величайших держав над всеми остальными, условия «холодной войны» создали модели взаимозависимости. Союзники США нуждались в их покровительстве, но и сами США неизменно нуждались в постоянном сотрудничестве со своими союзниками. Что же касается СССР, то он всегда был готов заигрывать со всяким дружелюбным по отношению к нему государством, которое не мог контролировать напрямую.
В то время было мало реально неприсоединившихся стран, и этот нейтралитет (называемый «движением неприсоединения») был мнимым, но тем не менее даже прочно «присоединившиеся» могли оставаться в значительной мере независимыми.
Именно взаимосвязанная мощь США и СССР служила третьим сторонам источником их собственной независимости и подъема. Немногочисленные союзники СССР могли торговаться с ним, чтобы заручиться его помощью, потому что они были полезны в борьбе Советского Союза против мощи Америки. Большие числом американские союзники боялись СССР, и все же именно из-за советской мощи США должны были полагаться на их сотрудничество. Но теперь, когда Советского Союза больше нет, нет и никакого равновесия. Есть лишь многомерное американское верховенство, не знающее никаких прецедентов во всей истории человечества, и оно нуждается только в глобальной стратегии усиления мощи, работающей исключительно на успех США и сурово угнетающей всех окружающих.
Но в этом случае неизбежно последуют ответные защитные меры и враждебные реакции, все более широкие и чреватые все более существенными последствиями. Если инертная реальность американского первенства, которое в настоящее время служит по большей части источником позитивной поддержки, уступит место активному стремлению к мировой гегемонии, это сможет вызвать лишь тот ответ, который всегда вызывали подобные попытки: подпольное сопротивление со стороны слабых и открытую оппозицию со стороны не очень слабых. Чтобы обеспечить свою независимость, не только Китай и Россия, но и многие прежние союзники Америки будут вынуждены вступить в единую коалицию против новой стратегии Соединенных Штатов. В настоящее время отсутствие единой антиамериканской коалиции доказывает, что США лишь потенциально являются единственной глобальной сверхдержавой. Ибо мощь державы всегда определяется единственно возможным способом, точным, как лакмусовая бумажка: по тем реакциям, угодливым или враждебным, которые она вызывает.
Насколько далеко и быстро все это будет развиваться в направлении к открытым формам противостояния — сказать нельзя. Но явная готовность использовать недорогие и связанные с малым риском средства, чтобы подорвать американское могущество и престиж в любой возможной среде, станет характеризовать поведение прежних союзников, как это уже происходит в случае Франции. Даже простые дипломатические стычки могут со временем накопить достаточно злой воли для того, чтобы лишить всякого содержания западные альянсы и договоры коллективной безопасности, унаследованные со времен «холодной войны». Даже продолжая свое существование институционально, хотя бы лишь по бюрократическим причинам, они перестанут функционировать сущностно. Спонсируемые Западом институции, которые издавна являлись международными регуляторами различных развивающих организаций (например, Всемирная торговая организация и Всемирный банк с его подразделениями), тоже не останутся не затронутыми. Как это ранее произошло с Генеральной Ассамблеей ООН, их польза для США, как и для всех остальных, будет стремительно снижаться по мере того, как возникнет устойчивая коалиция, чтобы встречать в штыки любое американское предложение просто потому, что оно американское.
Иными словами, вся суперструктура западных и мировых институций, созданная Соединенными Штатами в основном по своему образу и подобию и с большими затратами поддерживаемая ими в течение полувека, будет все меньше и меньше служить американским целям. Уже одно это наказание способно перевесить любое возрастание могущества, которого можно достичь на первых порах, предвосхитив реакцию благодаря связной стратегии и последовательной политике. Создание коалиций против США вовсе не нуждается в военном измерении для того, чтобы оказаться болезненно эффективным. Различные антиамериканские дипломатические коалиции с переменным членством, весьма выборочные (или наоборот) меры торгового противодействия, интенсивные техническо-промышленные усилия по образцу антагонистической игры с нулевой суммой между компаниями Airbus и Boeing, а также любые формы культурного отторжения остаются технически вполне возможными. Все это способно причинить тяжкий, притом кумулятивный ущерб американским интересам и без всякой военной угрозы, не говоря уже о каком-либо применении силы.
Конечно, в прошлом все подобные инструменты власти считались бы слабыми, несущественными в сравнении с дипломатией, оснащенной вооруженным увещеванием, или с самой войной. Но сейчас мы живем в постгероическую эпоху, когда передовые страны мира — включая, разумеется, США — в высшей степени неохотно соглашаются нести жертвы в войне, а оттого и использовать ее как инструмент политики. К тому же мало кто сегодня стремится к захвату территорий и их удержанию, как это было раньше, а поэтому снизилась и потребность в содержании соответствующих вооруженных сил.
Только этими великими изменениями, наряду с ощущением, что США в любом случае не обладают целенаправленной глобальной стратегией, можно объяснить то необычайное спокойствие, с которым почти все правительства в мире смотрят на небывалое военное первенство Соединенных Штатов. Но даже если это снизившееся значение военной мощи сохранится, нынешнее спокойствие быстро развеется при появлении на мировой сцене последовательно целеустремленных США, более не довольствующихся тем, чтобы рассеивать свои военные силы на вмешательства в дела отдельных стран ради «общественного блага». Поэтому возможно, что создание коалиций против Америки, в конце концов, обретет и военное измерение, пусть даже замаскированное двусмысленностью и сугубо оборонительное по своим намерениям.