Страждущий веры
Шрифт:
Рядом с братом страх отпускал, словно Вей был моей бронёй. Теперь надо забыть и не думать, не вспоминать произошедшего. Никогда больше!
— Селяночек в Мидгарде, что грязи, а вот сестра у меня одна. Никто из них с тобой не сравнится.
Сделалось совсем спокойно. Вей поудобней перехватил меня за талию. В просветах между деревьями уже виднелись роющие копытами землю лошади и копошащиеся вокруг них поджарые псы.
— К тому же, возможно, и не придётся в Хельхейм ехать, — Вейас усадил меня на лошадь впереди себя и направился вслед за возвышающейся фигурой Петраса.
Я уснула в самом начале дороги и
— Охотничий домик, — пояснил идущий впереди Петрас и распахнул перед нами дубовую дверь. — Здесь удобнее, чем в моём замке в Будескайске. И не надо беспокоиться, что кто-то из слуг донесёт ищейкам или вашему отцу.
Вейас устроил меня на приземистой лежанке с соломенным тюфяком вместо матраса, спеленал шерстяными одеялами и подложил под голову побольше подушек. В камине напротив уютно потрескивали смолистые дрова. Вей взялся за кочергу и принялся шевелить дрова, чтобы разжечь пламя сильнее. Видно, хотел, чтобы я быстрее согрелась.
Петрас тем временем скрылся в глубине дома. Должно быть, разыскивал следившего за хозяйством слугу. Раздались возбуждённые голоса.
— Я уже не мальчик, а вы не мой учитель, чтобы меня отчитывать! Я теперь хозяин и милорд, поэтому всё будет по-моему!
Ответа я не расслышала — только успокаивающий, миролюбивый тон, похожий на тот, каким нянюшка усмиряла наши с братом детские истерики. Наверху затопотали и бегом спустились по лестнице. Вейас вопросительно обернулся.
— Я договорился — за Лайсве присмотрят. Давай перекусим и будем выдвигаться. Нас уже ждут, — деловито обронил Петрас и снова ушёл.
— Вы всё-таки уезжаете, — разочарованию не было предела. Хотя чего я хотела? Конечно, Петрас поможет Вейасу гораздо больше, чем я. А слова и уверения — пустое, чтобы не расстраивать и без того побитую сестрицу.
— Вернёмся к ночи. Я обещал Петрасу кое в чём подсобить, — Вейас погладил меня по волосам, напоминая отца.
Во время нашего последнего разговора я вот также лежала у камина, а папа распускал мою пышную причёску и смотрел с печальной усталостью в мгновенно постаревших глазах. Как он там один? Совсем, похоже, истосковался, раз решил пустить по нашему следу ищеек. Может, стоит вернуться и забыть обо всём, что я видела в большом мире. О боли, вине и страхе, что грызли меня изнутри, даже когда я старалась отгородиться. Но нет, повернуть время вспять не удастся, как и перечеркнуть пройденный путь. Айка и Лирий теперь всегда будут в моих мыслях и сердце.
— Не грусти, — брат легонько ущипнул меня за щёку, как в детстве, и ушёл на кухню за Петрасом.
Долго оставаться одной мне не пришлось. По лестнице спустился невысокий мужчина в просторных штанах и рубахе из белёного льна. Обещанный целитель Петраса? Лицо у него было плоское и круглое, как блин, смуглое с узкими раскосыми глазами. Тёмные, побитые сединой волосы связаны в тонкую косицу, спускающуюся до середины лопаток. Рукой он опирался на узловатую клюку с медвежьей головой вместо набалдашника. Я передёрнула плечами, вспоминая, как хозяин тайги облизывал моё лицо. Взгляд у этого целителя был такой же — цепкий, пронзительный, изучающий.
Он принялся водить надо мной руками, широко растопырив сухие длинные пальцы. Ничего необычного в его жестах не было — так делали все целители, но мне почему-то стало не по себе. Сдавленно закряхтев, он опустил ладони.
— Нужно вернуть девочку отцу — она очень истощена, — крикнул он, явно не ко мне обращаясь.
В
— Юле, мы ведь всё уже обсудили, — непочтительно заговорил он, опершись плечом об косяк и сложив руки на груди. — Вылечи её. В конце концов, должен же ты своё содержание отрабатывать. Остальное тебя не касается, — Петрас обратился к моему брату: — Едем.
Кузен направился к выходу, Вейас вышел следом, дожёвывая кусок хлеба и запахивая дорожный плащ.
— Удачи, куда бы вы ни шли, — я протянула к брату руку.
Он полуобернулся и подмигнул мне уже у двери.
— Шустрей! Упустим время — они уйдут, — забранился Петрас с улицы, и Вейас поспешил за ним.
— Молодость-молодость, земля на отцовской могиле не остыла, а он уже властелином Мидгарда себя возомнил, — покачал головой целитель, глядя на дверь, за которой скрылись мальчишки.
Я поднялась на локтях, чтобы получше рассмотреть этого странного человека, с которым меня оставили совсем одну. А вдруг он, как Лирий? Выпутавшись из одеял, я забилась в самый угол кровати у стены. Нет, так нельзя, я не должна бояться каждой тени, иначе сойду с ума и стану для Вейаса ещё большей обузой.
— Вас зовут Юле? — заговорила я, чтобы отвлечься от тревожных мыслей и увериться, что мои страхи пустые. — Необычное имя. Вы не из здешних краёв?
Целитель оценивающе глянул на меня.
— Юле-икке, если полностью, — говорил он быстро и правильно, только вот акцент у него был необычно картавый и тягучий. — Я родился на крайнем севере, почти у самой Червоточины, в племени утгардских оленеводов. Да только не осталось их совсем. Тоже молодость из тундры выгнала, заставила судьбу на чужбине искать.
Он с досадой махнул рукой и ушаркал за дверь, где, по всей видимости, была кухня. Я с любопытством смотрела ему вслед. Надо же, из самого Утгарда. Не думала, что там кто-то живёт. Тем более Стражи. Вскоре Юле вернулся с дымящейся чашкой травяного отвара и протянул мне. Я с опаской принялась вертеть её, принюхиваясь к парам: корень валерьяны, солодка, мята, масло из облепихи — лишь ничтожную часть ингредиентов удалось узнать, но отравой они не показались. Я решилась глотнуть. Напиток обжёг горло, но быстро согрел, обволок изнутри мягкостью и спокойствием. Глаза начали слипаться, и я обмякла на кровати, растеряв остатки настороженности.
— Расскажите про север, — попросила я, разглядывая подёрнутое сеточкой морщин лицо.
— Ммм? — удивился Юле, но всё же заговорил, наблюдая, как я медленно, глоток за глотком опорожняю чашку. — Там снег. Его так много, что в некоторых местах он не исчезает даже в середине лета. Полгода там безраздельно властвует солнце и полгода луна. Горы так высоки, что подпирают собой небо и пиками достают до парящих в облаках городов небожителей. Ущелья опускаются так глубоко, что на дне их бурлит Сумеречная река, неся души к новому перерождению. Она единственная не замерзает, даже когда океан сковывает толстая корка льда, а воздух становится густым и плотным настолько, что гудит и с треском двигается даже без ветра. В полугодовую ночь в небе появляется огненная корона. Зелёные, синие и красные полосы сливаются в диком танце, изгибаясь зубастыми волнами, и пульсируют под музыку сфер мироздания, но ухо ничего различить не может. Человека охватывает безумие, и он следует за Северной звездой через семь Врат червоточин. А за ними, внутри подземного лабиринта, его уже ждёт новорождённый демон, чтобы полакомится вдоволь, прежде чем выбраться на свет мидгардский.