Стрела Гильгамеша
Шрифт:
Венедиктов оглянулся на нее, не узнал, снова уставился в одну точку, но потом все же повернул голову, и на этот раз в его глазах мелькнуло узнавание.
– Это ведь вы приходили ко мне за консультацией? – проговорил неуверенно. – Вы писательница?
– Верно, и вы рассказали мне много полезного. – Мария мягко улыбнулась.
– Рад, что хоть кому-то принес пользу. – В голосе Венедиктова явственно прозвучала горечь. – Как ваша книга? Продвигается?
– Да нет… мне чего-то не хватает. Какой-то яркой, необычной детали.
– Не знаю, чем я еще могу вам помочь.
Чувствовалось,
– К примеру… в нашем разговоре вы упомянули карту Вестингауза, но не успели о ней рассказать. – Решила перейти к главному вопросу, пока этот занудный тип не ушел из скверика.
Что тогда делать? Не бежать же за ним, как собачонка.
Мария тут же устыдилась, что мысленно назвала его занудой. У человека с головой проблемы, он же не виноват. С другой стороны, и она не слишком много от него просит. Так, может, Надежда права и всему виной этот жуткий серенький костюмчик? И собиралась же его выбросить, да руки не дошли!
– Разве я упоминал карту Вестингауза? – удивленно переспросил Кирилл Николаевич.
– Да, вы только начали говорить о ней, и тут вам принесли посылку, а потом вам стало плохо… – Мария придвинулась к нему чуть ближе.
– Совершенно не помню… – Венедиктов потер переносицу, как будто вглядываясь во что-то невидимое.
– Наверное, у вас провал в памяти после обморока.
– Да, с памятью у меня действительно проблемы… Так вы говорите, что я упомянул карту Вестингауза?
– Но ничего конкретного так о ней и не поведали. Может быть, сейчас расскажете? – Мария тронула его за руку.
С ее места видна была дверь «Геомедиума», оттуда как раз вышла неприветливая дама в сером вязаном жакете. Мария обрадовалась, что она их не заметила, а то приперлась бы с разговорами, с нее станется.
– Дело в том, что… что ее, скорее всего, не существует. И вообще эта карта – нечто вроде Святого Грааля картографии.
– Как интересно! Расскажите же мне о ней! – как можно жизнерадостнее попросила Мария.
Не помогло. То ли она растеряла все навыки убеждения мужчин, то ли Венедиктов не в том настроении, чтобы отвечать на ее кокетство. Да какое кокетство, когда она в этом жутком костюме! Права Надежда, права на все сто процентов!
Венедиктов все еще мялся, и Мария, чтобы подтолкнуть его, заметила:
– Вестингауз – это тот человек, чей портрет висит в вашем кабинете?
– Да, именно он. Григорий Генрихович Вестингауз, крупнейший картограф, который в середине девятнадцатого века служил в управлении картографии и занимал кабинет, где теперь работаю я.
Мария изобразила крайний интерес, чтобы подбодрить собеседника.
– Наверное, для вас большая честь работать в его кабинете.
– Ну да, конечно…
– Давайте все же продолжим о его карте.
– Да, о карте… Дело в том, что Вестингауз близко дружил с известным историком и археологом Гилевичем, крупнейшим специалистом по скифской культуре. Гилевич каждое лето выезжал в археологические экспедиции
– Якобы – или действительно нашел?
– Вот здесь мы ступаем на крайне ненадежную почву. Гилевич упоминает этот артефакт в одном из своих писем Вестингаузу, но в официальном отчете о нем не говорится.
– И что это значит?
– В том же письме Гилевич пишет другу, что потрясен найденным артефактом, что он может буквально перевернуть историческую науку. Еще отмечает, что находка принадлежит не скифской, а вавилонской культуре…
– Подождите, я что-то не понимаю… – перебила его Мария. – Где скифы, а где Вавилон? Насколько помню, скифы кочевали в степях Северного Причерноморья, а Вавилон находился в Месопотамии… Я ничего не путаю?
– Вы правы, но не вполне. Скифы время от времени совершали вылазки за пределы своих обычных территорий, и в Месопотамию в частности. И во время одного из таких набегов они вмешались в старую вражду между Ассирией и Вавилоном. И разграбили Вавилон. Так что в скифских захоронениях вполне могли быть найдены вавилонские ценности. Так что как раз это – вполне реальный сюжет. – Венедиктов сделал паузу и продолжил: – А дальше начинается что-то странное. В том же письме Гилевич пишет, что очень опасается за сохранность находки и за свою собственную жизнь. И еще – что за этим артефактом кто-то охотится. То ли какие-то степные разбойники, потомки и наследники скифов, то ли – вавилонские жрецы…
– Вавилонские жрецы? – переспросила Мария. – Я не ослышалась?
– В том-то и дело. Судя по всему, тем летом у Гилевича случилось помутнение рассудка, начались какие-то проблемы с психикой, и он перестал различать прошлое и настоящее, реальность и собственные фантазии. Поэтому многие исследователи считают, что и факт, что он нашел на раскопках некую удивительную вещицу, – не более чем плод его больного воображения.
Тут Мария краем глаза увидела, что сотрудница, которая так неприветливо с ней разговаривала в прошлую встречу, развернулась и решительно направилась в скверик. Вряд ли для того, чтобы покормить голубей, значит, заметила их на скамейке. Какого черта ей нужно от Венедиктова? Неужели глаз на него положила? Вот на этого, скособоченного, сутулого, видящего несуществующих жен? Фантастика…
Мария подвинулась на скамейке еще ближе к Венедиктову и заглянула ему в глаза, изображая внимание и сочувствие.
– Что же было дальше, и при чем вообще Вестингауз и какая-то карта?
– Сейчас я все объясню. – Теперь Кирилл Николаевич выглядел весьма оживленным и говорил с увлечением. – Отправив письмо другу, Гилевич прервал свою экспедицию и отправился в Петербург. Здесь он встретился с Вестингаузом и долго с ним разговаривал, а потом… потом у него начался приступ тяжелой мозговой горячки, он попал в больницу и пролежал там несколько дней в жаре и беспамятстве. А потом… потом он был найден мертвым.