Стрелка
Шрифт:
Из ворот вытягивалась колонна. В середине, по три в ряд — женщины. Руки связаны за локти за спиной, шеи привязаны к жердям. По бокам каждого ряда идут здоровые монахи, держат концы жердей. Держат довольно низко, так что женщины идут полусогнувшись. Простоволосые, коротко и неровно остриженные.
– Видать, овечьими ножнями косы отхватывали. Много нынче епископ шерсти настриг.
– Ага. И полотна для убогих набрал. Из курвиных рубах.
– Верно сказано: «Мужику — тошно, а попу — в мошну».
Женщины полураздеты. Нет платков,
Выйдя из городских ворот на пляж, увидев наше коленопреклоненное воинство, женщины переходят от тихого нытья к вою. Который быстро сменяется серией истошных вскриков: с обеих сторон колонны идут ещё монахи с длинными бичами.
Мастера: бичи точно, не задевая «конвоиров с жердями», ложатся на спины и плечи женщин. С одного удара очередной ряд падает на колени. «Конвоиры» встряхивают жерди, тянут вверх. Петли на женских шеях принуждают их подниматься. Повторный удар по нижним частям тел заставляет очередную «вязанку» взвыть и, броском с колен, пробежаться несколько шагов. И — затихнуть, тихонько скуля.
В паре шагов от уреза воды их разворачивают лицом к возвышению, к причту. Ставят на колени. Опускаются на колени и повскакавшие на ноги воины. Запоздавших дёргают за рукава их соседи, давят на плечи начальники. Возле своих отрядов мечутся бояре:
– На колени! Быстро! Шкуру спущу!
На возвышении орёт чего-то наш князь Володша. Машет рукой:
– Сесть! Сесть!
Сбоку негромкий голос Рязана:
– Что, боярич, на сучек войсковых загляделся? Ты не туда гляди, глянь влево. Епископская сотня.
Подскочивший на ноги рядом со мной Лазарь, тверской боярич, с дружиной которого я иду в поход, оглядывается.
Да, теперь и я вижу: за краем посада видна часть построенного конного отряда. Оружные, бронные, доброконные. Сейчас труба запоёт и они… по этому пляжу… опустив копья… на нас безоружных и бездоспешных…
В Европах епископы и аббаты постоянно собирают вооружённые отряды. Уже есть первые ордена монахов-воинов. Через одно-два столетия и архиепископ Новогородский будет содержать отдельный «Владыкин полк». Но пока православие более уповает на «мирную проповедь» — духовным запрещено оружие, запрещено железо.
Первые века своего существования и святейшая инквизиция будет следовать этому запрету. Вода, дубьё, верёвки, костёр… для проповеди «вселенской любви» этого достаточно.
А вот Федя, пообщавшись и насмотревшись у греков, собрал и серьёзно вооружил собственную дружину.
Соратники негромко переговариваются:
– Гадина митранутая! Заманил, змей золочёный, на молебен. Как баранов…
– Пасть-то закрой. Или ты из-за побл…душек походных с архиереем собачиться будешь? А эти-то… поротыми они — шустрее шустрить станут. Положишь такую… поротой-то спинкой — да на лапничек… да придавишь малёхонько сверху-то… Ух, как она резвенько… по-ахивает, да подмахивает!
Наше православное воинство опускается на колени, ропот затихает. На возвышении — выдвинутом к озеру краю обрыва береговой террасы, фигура в золочёной митре поднимает посох и начинает очередную проповедь. Что-то о повсеместности сатаны и его происков. Потом переходит к конкретике — к перечислению смертных грехов и обличению блудниц.
Церковь считает блуд третьим по тяжести, после смертоубийства и отрицания Христа, грехом. Причём не только личным, но и наследственным, «родовым проклятием» потомков:
«Дети прелюбодеев будут несовершенны, и семя беззаконного ложа исчезнет. Если и будут они долгожизненны, но будут почитаться за ничто, и поздняя старость их будет без почета. А если скоро умрут, не будут иметь надежды и утешения в день суда; ибо ужасен конец неправедного рода».
На «Святой Руси», где все Рюриковичи — потомки от «семя беззаконного ложа» — равноапостольного князя Владимира… Молотят не задумываясь, ежедневно накаркивая правящему «неправедному роду» — «ужасный конец».
Народная максима: «Детей даёт бог», дополняется церковниками мелким шрифтом: «по совершению церковного венчания». Без этого делать детей… не кошерно.
Угроза боярыни Рады, матери Лазаря, об объявлении его ублюдком, имеет оттенки не только материальные — «не может наследовать», но и сакральные: «не будет иметь надежды в день Страшного суда».
Я уже писал об отношении к бастардам в русском обществе. Церковь это насаждает и поддерживает: «Ибо дети, рождённые от беззаконных сожитий, суть свидетели разврата против родителей при допросе их».
Вам нужен на Господнем суде свидетель обвинения против вас? — Тогда на аборт.
А уж земные суды по этой теме… постоянно. Формула: «Отцом ребёнка считается муж» — из Кодекса Наполеона, до этого ещё шесть с половиной веков.
Герцен писал: «Жизнь множества людей в России была бы невозможна, если бы не повсеместное неисполнение закона». Добавлю: не только жизнь, но даже и само рождение. Самого Герцена — тоже.
Естественно, под запрет попадают не только «плоды греха», но и сами грешники. Преимущественно — грешницы:
«Дом блудницы ведёт к смерти, и стези её — к мертвецам; никто из вошедших к ней не возвращается и не вступает на путь жизни».
Изначально у религиозных всё было просто: «трахнул — помер». Но экспериментально данная гипотеза — не подтверждается.
Тогда Иисус ослабил детерминизм и перевёл в плоскость УК:
«Блудница — глубокая пропасть, и чужая жена — тесный колодезь; она, как разбойник, сидит в засаде и умножает между людьми законопреступников».