Стретч - 29 баллов
Шрифт:
«Мне надо домой, потому что утром мне надо взять интервью у советника/полицейского/мусорщика».
Идея поселиться вместе выглядела чересчур хрупкой. Мы совсем недавно расстались из-за того, что, когда я уехал в Лондон, Мэри завела глупую интрижку со студентом из группы английского. Географическая удаленность и студенческая бедность привели к тому, что мы пытались заниматься сексом соразмерно с нашим рабочим расписанием и бюджетом.
И все же радость ушла по другой причине. Мы постоянно обходили на цыпочках трещины во льду, не замечая этого за другими заботами. По моей версии, трещины возникали из-за мелких измен Мэри, ее неистовой одержимости карьерой и потому, что она, как мне казалось, считала, будто моя жизнь уходит псу под хвост. Версию Мэри я так и не смог выведать, но, кажется, она думала, что с окончанием университета
В итоге наши разговоры выродились в прерывистый детский лепет, невнятный и повторяющийся обмен звуками, лишенными смысла. Поздно ночью, лежа в постели, мы вели разговоры о том да о сем, прокладывая их длинными паузами. Робкими шажками мы старались приблизиться к истинному объекту разговора, но путь всегда вел, как мне чудилось, в гору и по сильно пересеченной местности. Мы вечно говорили о необходимости поговорить, но не о самом деле.
— Фрэнк, как ты думаешь, мы достаточно часто разговариваем?
Она чувствует, что мне не хочется отвечать, а я чувствую, что она это чувствует.
— Фрэнки.
Вздох.
— Сейчас мы даже слишком много говорим. Дай книжку дочитать. Спи уже.
Мэри не может заснуть, я не могу читать.
Кладу книгу на пол и пытаюсь приласкать Мэри, ощущая холод собственного тела, когда мои ноги касаются ее ног. Хотя она не шевелится, я знаю, что она не спит.
— Я беспокоюсь.
— Уже поздно. Тебя всегда на разговоры тянет, когда поздно. Давай завтра утром поговорим.
Господи, я и сам в это не верю.
Ощущение меняется: рябь страха улеглась, тревога переросла в согласие. Возобладало высшее благо? Не причинили боль словами, и ладно? Следует наша любимая словесная игра, после которой легче засыпается:
— Как ты меня любишь, Фрэнки?
— Непреодолимо, Мэри. А ты?
— Ой, м-м-м… Беспредельно, вот как.
Обнимаемся, выключаем свет и смотрим в темноту. Мне кажется, что в комнате есть кто-то еще, он слился с креслом, безучастный, жадный и неуступчивый.
Неудивительно, что средний период продлился недолго — всего девять месяцев. Наступило еще одно жаркое лето. Как только Мэри начала излагать свои выводы в машине по дороге ко мне после скучной вечеринки у одного из ее друзей-«вуебков», я ее перебил и в корне пресек эмоциональные излияния. Минут через десять все было кончено, и, выходя в Брикстоне, я даже не обернулся.
Вот и полпути позади. Пошел снег, снежинки кружились и ныряли вниз в огнях автострады, как стая ночных мотыльков.
«Кавалер», к моему удивлению, раскочегарился до 75 км/ч. У Хай-Уиком снова началась каторга затора (хвост в две мили, и это в 10.15!). Я решил срезать путь по проселку. Вождение помогает преодолеть грустные воспоминания. Выбравшись из туннеля, я пустился петлять как заяц по лабиринту обсаженных кустами сельских дорог. На кольцевой развязке то ли у Берфорда, то ли у Бисестера, то ли у Бисли у меня перед носом проскочил все тот же фургончик с рекламой тортов. Систему не обманешь. Я долго не мог успокоиться, я устал и мне хотелось всплакнуть. Пришлось даже вынуть ностальгическую кассету и включить местный радио-треп. Я решил чего-нибудь перехватить — на ужин к Тому я уже опоздал — и не спеша съел чуть теплый, сочащийся жиром «дежурный завтрак» за пять фунтов в первом попавшемся «Счастливом едоке» [47] . Собственное превосходство быстро осознается на фоне официанток с предплечьями,
47
Сеть придорожных закусочных.
В предчувствии строгих ограничений я накачался никотином и, решив нагнать ужас на хахаля Мэри, прихватил «Дейли стар» [48] , которую в забегаловке бесплатно совали всем, кто раскатывал губы на сиськи и футбол. Расплатившись, я рванул, стреляя глушителем, к поместью Мэннионов, измазанный жиром и газетной краской, но на какое-то время вполне счастливый.
Поместье отца Тома было спроектировано в стиле псевдоитальянского ренессанса, словно кто-то вычертил все изгибы на школьном лекале. Моя напускная бодрость начала выветриваться. Описав дугу по усыпанной гравием дорожке перед входом с портиком, я пристроил машину рядом с «диско» Люси и бокастым двухдверным «ауди», которым, видимо, владел рекламный козел, закурил «Страйк» и откинул голову назад. Я представил себе Мэри в объятиях нового парня, на диване, с румянцем недавнего секса на щеках, и меня чуть не вырвало. Я был готов развернуться и отползти домой, когда дверь открылась и наружу вышел Том — в рубашке навыпуск, скрывающей брюшко, с руками в карманах и большой, богатой, счастливой улыбкой на лице. Он постучал по стеклу:
48
Бульварная газета.
— Все в порядке, Фрэнки?
Я опустил стекло, оно застряло на полпути.
— Все в порядке, Том. Как оно?
— Неплохо. Тебе помочь с вещами?
Я приподнял небольшую матерчатую сумку-сосиску, в которую сложил свое барахло.
— Кажись, сам справлюсь.
— Тогда пошли?
— Может, еще покурю?
— Давай. Мэри кофе готовит. Будешь?
При звуке ее имени на меня опять накатила волна тошноты.
— Чаю бы. Она знает, какой я люблю.
Том вернулся в освещенный холл. Мне хотелось, чтобы, когда он передаст «ты знаешь, какой он любит», Мэри кольнуло раскаяние. В мире только два человека умели приготовить чай так, как я любил: мама — это было очень давно — и Мэри. От этой мысли меня захлестнула острая грусть, которую я постарался задержать подольше. Помнится, в детстве я умел вызывать грусть, воображая мертвого отца среди обломков машины. Теперь же достаточно было вообразить, как моя бывшая девушка заваривает чай. Ты только размякаешь с возрастом, Стретч, а думал ведь, что будет наоборот.
200 000 фунтов в год
Три машины на утрамбованном снегу. Неуютная компания — две пары и затесавшийся хмырь. Я вошел в дом, сразу же свернул в дверь, ведущую из холла налево, и оказался в натопленной комнате с кучей подушечек, единственным в доме телевизором и книжными полками, набитыми Фредди Форсайтами и Джоаннами Троллопами [49] . Том называл комнату «уютка». Семейные словечки всегда или бесят, или вызывают недоумение. Новый Парень развалился на диване перед телевизором с бутылкой пива. Заметив меня, он вскочил по стойке смирно.
49
Популярные в Англии авторы приключенческой и сентиментальной литературы.
— Привет, ты, должно быть, Фрэнк Я — Дэвид, рад встретиться.
Я пожал его большую, ледяную от стакана с пивом, крепкую ладонь и смерил его столь же ледяным взглядом.
— Привет. Фрэнк Стретч.
Все оказалось хуже, чем я решался вообразить. Дэвид был на голову выше меня и лет на пять-шесть старше. Бежевая кашемировая рубашка, хорошие новые джинсы, широкие плечи, стройная поджарая фигура. Над левым глазом — глубокий шрам, но все-таки по части внешности Дэвид уверенно набирал 3–4 балла: у него были улыбчивые губы, широкие скулы и выпуклый подбородок Ну почему он не толстяк? Не лысый? Не карлик?