Стриптиз
Шрифт:
Понятие «информации» — здесь отсутствует. Есть — «знание». В устной и письменной формах. И все ищут, ожидают, смотрят на привычные формы. Абстрагироваться до бита-байта, который хоть в молнии небесной, хоть в клине журавлиным… Мозги не так устроены.
Отдельно специфическое — дезинформация.
В русском языке: ложь, неправда, неточность, брех, вранье, враки, вздор, лганье, обман, заблуждение, измышления, вымысел, жульничество, уловка, хитрость, брехня, выдумка, транда, треп, фуфло, лажа, полуистина, сказка, клюква, телега, кружева, загиб, кривда, мнимость,
«Дезинформации» — нет.
Чисто к слову.
«Сказка» в эту эпоху и вплоть до 19 века — оттенка ложности не имеет. Аналог канцелярского: «со слов записано верно».
Вспомним Макиавелли:
Государю«…надо быть изрядным обманщиком и лицемером, люди же так простодушны и так поглощены ближайшими нуждами, что обманывающий всегда найдет того, кто даст себя одурачить».
В этот раз — нашли нас? Для «сообщения заведомо ложных сведений с целью ввести информируемое лицо в заблуждение». Проще: «одурачить»…
Радил, как оказывается, куда ближе к идеалу «Государя», к помеси «льва и лисицы», чем я. Обидно. Но рычать и выть — не время.
— Кто там приказчиком?
— Хохрякович.
— М-мать…
— А чего? Он же из наших, из коренных, с Пердуновки. Ты ж его сам в Новогород с хлебным обозом посылал! Каких-то помилок за ним…
Есть у меня такой персонаж. Отец его, Хохряк, был старостой Паучьей веси. Вполне демократически давил и обворовывал свой исконно-посконный электорат. Используя связи с рязанскими купцами-прасолами и лесными волхвами-голядью. Когда я разнёс святилище Велеса (сами виноваты — нефиг попандопулу в дом заносить), его игры вскрылись. Тогда я прибрал Хохрякову захоронку — серебро, им наворованное.
Дядя отдал мне сыночка младшенького на расправу. А когда я такую жертву не принял — «Вересковый мёд» вспомнил — сильно разозлился, пытался меня убить. Только Ивашкина гурда, развалив жадине брюхо — остановила.
Я отдал Хохряковича Домне. На перевоспитание. Вроде — совет да любовь.
«Нашёл место в жизни — паркуйся».
Но этот хмырь, чуть гроза прошла — её бросил. Такую женщину!
Ладно. Всяко бывает, такие фемины встречаются… — мозги выносит! Но он про Домну гадости трепать начал, панувать над ней пытался. Человечек… с гнильцой. Мало того, что от «гнилого корня», в смысле — из семейства с недостойной «культурной традиции», так и сам…
По службе — за ним серьёзных огрехов не было. А с бабами… Личная жизнь, «прайваси». Но человек — един в своих проявлениях. Если он свою женщину унижает, обижает, обманывает, то своего государя… Навык-то обмана уже есть.
Пуританство? Ванька-пуританин?! Ой, не смешите мои… подковы! У меня гарем — как у небольшого султана. Учебно-промышленный. Полное беззаконие. Даже по сравнению с шариатом.
Тогда — ханжа.
Кто? Я?! Про подковы — повторить?
Но я никого не обманываю.
Этот парень, уже — молодой мужчина — был мне…. неприятен. Я, естественно, этого не показывал. Но к себе не приближал, особых поручений не давал. Не гнобил, но и не продвигал. Парень отставал в карьере от своих сверстников из Пердуновки, его обгоняли уже и некоторые здешние новосёлы — очень талантливые ребята попадаются.
Так и с Городцом: первым от нас там был толковый мужик-инвалид — бывший вояка из Бряхимовского похода. Когда пошло освоение Оки, Николай прежнего фактора отправил на новое место. А Хохрякович получил это, «из второго ряда».
— Спокойно Николай. Я тебя ни в чём не виню. Рука в грамотках — его?
— Ну… вроде. Надо сличить.
— Сличи. Ещё. Спешно гонца из Балахны в Городец. Ты вызываешь Хохряковича сюда. Для отбора следующей партии товара.
— Да мы, вроде, не собирались, у него ещё…
— А у нас ложек деревянных избыток образовался. Или — свистулек глиняных. Придумай.
Николай с Драгуном ушли, а я проехался хорошенько по мозгам Точильщику.
Возможно, это не предательство — просто глупость. Хочется надеяться. А возможно вся троица там — изменники. Хотя — вряд ли. Иначе бы отчёты тамошнего точильщика шли вместе с отчётами Хохряковича и их бы подтверждали.
Мы долго просидели с Точильщиком. Проговаривали разные варианты, например, реализованный здесь «отзыв агента втёмную». Метод широко известен по практике НКВД в конце тридцатых, хотя применяется всеми разведками.
У меня в голове куча всяких надёрганных, вычитанных, типовых ситуаций. Но большая часть — здесь впрямую технически нереализуема. Надо выделить суть, тактическую изюминку. И оправить в местные декорации.
У ребят нет такого опыта, думать в ту сторону не умеют. Начинаем представлять ситуацию — разумен, логичен, аккуратен… И упускает очевидные, на мой взгляд, вещи.
Как здесь.
— Почему рапорты — одной рукой писаны?
— Ну… Может, заболел. Руку, там, повредил.
— О таком инциденте в рапортах — ни слова. Особенность в почерках — видна, но ты не обратил внимание, потому что все привыкли царапать бересту. Нет навыка определять автора по почерку в скорописи. Хотя — знаешь. Дальше. Как можно было пропустить выход отряда мытарей из города — могу понять. Но как пропустить их возвращение?
— Ну… может, через дальние ворота?
— В Городце нет дальних ворот! Там только одна воротная башня! Которая — «с перерубом лагами по высоте». Но не в этом дело. Возвращение отряда, даже такого, можно спрятать. Но нельзя подвязать языки вернувшимся. И их близким. На торгу, в посаде должен быть об этом трёп! Оба — точильщик и приказчик — должны были это слышать. Почему нет в рапортах?!
— Виноват. Готов ответить. По всей строгости. Руби голову мою бестолковую.
— Найду толковее — срублю. Пока изволь сам с этим дерьмом разбираться.
Точильщик ушёл. Я походил по своему балагану. Вроде — всё правильно. Но… Ладно, спать — утро вечера мудренее.
Поспать до утра не удалось. Среди ночи меня подняли — дежурный телеграфист прибежал:
— С Балахны сигналят. Малец с Городца прибежал. С того двора, где наши стоят. От тамошнего хозяина передал: Ваших, де, всех — воеводы Радила стража повязала и в поруб вкинула. За на торгу покражу. Завтрева — светлое воскресенье. А в понедельник, говорят, суд да казнь будет.