Стриптиз
Шрифт:
«Что, Радила-мастер, не проходит у тебя каменный цветок?».
Расширяя своё влияние, я всё жёстче задевал его материальные интересы. Но главное — я своим примером показывал, что Городец Радилов, сходный во многом с Всеволжском, можно было основывать, строить, развивать… — иначе. Быстрее, эффективнее. Жить в нём — лучше.
«Можно — было».
Мой пример — «поздно». Его жизнь — уже прожита, главное дело его жизни — уже сделано. Сделано — «плохо»? Не переделать.
«Есть страшное слово — «никогда». Но ещё страшнее
Мы могли бы разойтись с Радилом по серебрушкам, по шкуркам, по данникам… Мы принципиально не могли мирно разойтись по образу жизни. Пока Всеволжск «взлетает как ракета», каждый день существования моего городка — Радилу стыд и упрёк.
Не потому, что «выскочка безродный» — «русские янычары» все такие. Не потому, что «милость государева не по делам» — Боголюбский нас обоих не сильно жаловал.
Потому что — превзошёл.
Удачей!
Ну не мозгами же!
Удачливее, успешнее.
«Ваньке-лысому — Богородица щастит!».
Это — не про конкретную женщину, Марию Иоакимовну, которая жила где-то в Палестине больше тысячи лет назад, не про лик женский, по-разному изображённый на тысячах икон по миру. Это про обобщённую Мировую Справедливость, которая, почему-то к соседу — благосклоннее.
«У соседа — корова сдохла. Мне-то что? А приятно».
А если наоборот — не дохнет? А моя-то… не доится.
За что?!! За какие такие… подвиги, труды, муки, молитвы, посты… Почему — ему?!!!
«Царят на свете три особы, Зовут их: Зависть, Ревность, Злоба».Я это понимаю. Так… философски-умозрительно-обобщённо. Что каждый «вятший» — мне враг. Даже не по вещам материальным, не по марксизму с классовой борьбой, но по психиатрии, по бедам душевным. Я им — всем! — живой укор.
Не — знаниями, умениями, «прогрессивностью»…
Своей успешностью, удачливостью.
«Живут же люди!».
А он — не может! Не умеет, не знает, не догоняет… «Господь не попустил».
Они не могли признать, даже допустить мысли о моём превосходстве: «плешак безродный набродный» — «вятшее вятшего»?!
Здесь — сословное общество, родовая знать. Две тысячи взрослых мужчин — бояр, глав семейств. Каждый из которых может любому из остальных, из восьми миллионов общего населения, грубо говоря — в морду харкнуть. По любому поводу или без оного. В абсолютной уверенности: так — правильно.
Основа аристократизма — ощущение превосходства, «я начальник — ты дурак». Изначально, от рождения. Презрение, гонор… Я — человек, ты — быдло.
Признать меня — крах всего. Вся жизнь, семейство, поколения предков… ошибка?
Они не могли сравняться со мной. И уже не могли загнобить, затоптать, придавить… Фиг вам! Поздно. С Дятловых Гор меня выковырять… урана сначала накопайте, придурки.
Они не могли хоть как-то, хоть внесистемно — вознести над собой. Нет явного, понятного им, пусть и редкого, экзотического обоснования. Типа:
— Дык… Это ж прямой потомок царя Соломона! В ём — пращурова кровь говорит. Где уж нам, сиволапым…
Им оставалось только «вынести за скобки» — «не наш человек». Нелюдь.
«Ребята, он не наш, не с океана! — Мы, Гарри, посчитаемся с тобой, ой-ли, — Раздался пьяный голос атамана».Ну, звыняйти, хлопци. «И кровь уже текла с ножа у Гарри».
Но и признать полностью мою чужесть — они не могли. «Всё в мире делается попущением Господним». В крайнем случае — «происками сатанинскими».
Религия, сословное общество — системы тотальные, всеобъемлющие. Мне должна быть в них полочка, ящичек. Заявись я как пророк, как сын божий, супер-пупер инопланетянин… Они бы поняли. Но я-то вёл себя… живенько так. Подпрыгивал да поскакивал, а не воспарял и снисходил. Вполне земно.
Я — такой же, как и вы.
Только — лучше, удачливее, успешнее.
Умнее.
Свободнее.
Это бесило. Вызывало зависть. Бешеную. Вплоть до неадекватности. До — «просто назло». До — «себе во вред». А я — не понимал.
Дело не в попандопулолупизме — в моей личной эмоциональной инвалидности. Мне зависть — не свойственна. Ну, не выучили с детства! Да и вообще: в основе чувства зависти — сравнение. Как может законченный эгоист вроде меня, как-то сравнивать себя — СЕБЯ! — с кое-каким другим?!
Да хоть ты какой золотой-яхонтовый! Но у меня есть палец. Мой, указательный. И им — в моём носу — ковырять удобнее. Чем твоим.
«— А армяне — лучше.
— Чем?! Чем лучше?!
— Чем грузины».
Ну и как я, после этого, могу тебе завидовать? С неправильным пальцем — а туда же, жить собрался. Мучиться… Бедненький…
Коллеги! Если у вас сходная эмоциональная инвалидность, если вам незнакомы приступы бешеной зависти, злобы — даже и не пытайтесь. Попадировать. Хоть с какими шестерёнками пятерёночными, парожолями и старостратами! Вы будете оценивать мотивы аборигенов по каким-то материальным интересам. А они вас просто ненавидят! Просто по факту вашего существования. Успешности. Непохожести. Ненавидят — до потери инстинкта самосохранения.
«Такую сильную неприязнь испытываю! Кушать не могу!».
Радил ощущал мои успехи вполне конкретно — как язву, грызущую его тело и душу.
Урюпа был свидетелем двух нервных срывов, когда Радил, обычно довольно сдержанный, орал, ругался и брызгал слюной. По поводам, связанных со мною.
В начале лета Радил попытался заслать ко мне… информаторов. Я, вот честное слово! — ни сном, ни духом!
— Дык… у тя ж Воевода, так хитро устроено… Вот, к примеру, пришёл к тебе человечек. Вроде — жить просится. А твои-то его обрили. И всё.