Ступая по шёлку
Шрифт:
— Где вы должны были быть к вечеру?
— Мы должны были начать обучение, но мучились животом, оттого командир оставил нас в казарме.
— Сколько вас было?
— Двое.
— Заходили ли женщины вчера к вам в казарму?
— С утра была женщина, которая разносила лепёшки и воду с мёдом, она была рабыней, а после обеда заглянула другая.
— Ты знаешь, кто это был?
— Я не знаю, Ваше Величество, но это была знатная жена, волосы её были покрыты, а шуба из белого меха, только знатная жена может ходить в такой шубе, мой господин.
— Ты видел лицо её?
— Нет, было далеко.
— А ты?
— Нет, Ваше Величество,
— О вашей судьбе вам сообщат позже, — Айола услышала усталость в словах своего Царя и господина.
— Агура, ты сопровождала свою Царицу?
— Да, мой господин.
— Ты слышала, что говорил конюх Царице?
— Он говорил, что её лошадь в небольшой конюшне, куда отводят жеребых кобыл, на восток от главной Царской конюшни.
— Ты сказала конюху, что поняла его?
— Да, мой господин.
— Куда пошла Царица, когда вышла из конюшни?
— Она пошла к западу, мой господин.
— Почему ты не остановила её и не указала знаком или словом, куда нужно идти?
— Дело рабыни следовать за Царицей, а не указывать ей.
— Ты понимала, куда идёт Царица?
— Да, мой господин.
— Ты подтолкнула её к воротам казармы?
— Да, мой господин.
— Ты сделала это намеренно, Агура?
— Да, мой господин.
— Почему ты поступила так?
— Мой господин перестал уделять мне внимание, поставил меня прислуживать Царице, как рабыню, а я наложница, а не рабыня Царицы. Царица не захотела обучаться, как ублажать мужа своего, и за это мой господин наказал меня, а не её, как следует поступить мужу с женой своей.
— Разве я не был ласков с тобой, Агура, до наказания и после?
— Был, мой господин.
— Разве я не преподносил тебе даров, столь богатых, словно ты жена мне или Царица?
— Преподносил, мой господин.
— Тебе стало не хватать ласк мужа, Агура? С появлением Царицы тебе стало не хватать ласк?
— Да, мой господин.
— Ты насытишься ими вдоволь, в казармах довольно изголодавшихся по женскому телу воинов, сейчас же тебя отведут на потребу им, и когда плоть твоя придёт в негодность, но до того, как разум помутится, тебя казнят, смерть твоя будет страшна.
Рабыня страшно кричала, когда двое всадников схватили её и выводили из зала.
В зашедших мужчинах младшая дочь Короля узнала свою стражу, они коротко поклонились её Царю и господину.
— Вы должны были оберегать Царицу от любой опасности, мнимой или действительной.
— Да, Ваше Величество.
— Как она оказалась во внутреннем дворе казарм?
— Казармы были пусты, и ей не грозила опасность, Ваше Величество.
— Опасность грозила ей, жена не может находиться там, есть ли там воины или нет. Царице Дальних Земель запрещает находиться в подобных местах Главная Богиня, это карается смертью, — Айола вскрикнула, но лицо её мужа и господина осталось так же безучастно и неприступно.
— Вас ждём смерть, какова она будет, вам сообщат позже.
Наконец, Царь и господин Айолы обратил свой взор на старуху и начал говорить с ней.
— Ты должна была обучить Царицу законам наших Земель, старуха?
— Да, мой господин.
— Ты объясняла Царице законы Главной Богини и законы Дальних Земель?
— Некоторые да, мой господин, некоторые нет.
— На чём основывался твой выбор?
— Царица упряма и глупа, она ведёт себя хуже самой никчёмной рабыни, выходя на улицу и кормя коней морковью. Она не учится, как ублажить тело и дух своего мужа, Царя и господина, только играет со своим зверем. Ей можно по многу раз повторять, как следует поступить, но она не станет слушать, ей никогда не стать покорной женой своему мужу и гордой Царицей, она не сможет занять место царственной Иримы. Бёдра Царицы не широки, а грудь недоразвита, она не сможет понести наследника, не было смысла обучать её всему, она бы всё равно разгневала господина и Царя Дальних Земель, и всё, что ждёт её — это смерть. Никчёмных жён всегда ожидает смерть, Главная Богиня не терпит непокорности в жёнах. Загулявшие рабыни ведут себя покорней, чем Царица! Ирима не была такой, мой господин.
— Твой Царь судит не Ириму, старуха, не произноси её имени, она была покорной женой, как и подобает быть жене своего мужа, и гордой Царицей, и не тебе произносить её имя вслух, старуха.
Айола смотрела во все глаза на своего Царя и господина, но лицо его оставалась так же неподвижно, только глаза стали ещё более жёсткие, тёмные и ужасающие юную Царицу.
— Ты сознательно не обучала Царицу законам Главной Богини и Дальних Земель, я долго был терпелив с тобой, но терпение моё иссякло. Молись, чтобы Царица осталась жива, тогда смерть твоя будет быстрой, если Царица погибнет — тебя ждёт смерть от моей руки, и даже я не знаю, насколько ужасающей и долгой она будет для тебя, — всё это прошелестела старуха, словно речь шла не о ней, а о постороннем человеке.
У младшей дочери Короля подкашивались ноги, горечь поднималась к горлу, голова её кружилась, а руки тряслись. Старуха осталась стоять на месте, для того, чтобы перевести для Айолы её участь, догадалась младшая дочь Короля. Стоявшие всадники, не проронившие не слова, не изменившиеся в лице, не дрогнувшие от душераздирающих криков Агуры и от слез юной Царицы, слушали, что говорит Царь Дальних Земель на их родном наречии, старуха же переводила для Айолы. Сам Царь и господин младшей дочери Короля не обратился к Царице со словами на её родном языке, не посмотрел в её сторону, сам он был подобен каменному изваянию, а цвет лица его был, как ступени под его ногами — серый. Крови не было в лице его, как и в губах. Но и жизни не было в его глазах, младшая дочь Короля решила, что всё-таки Царь Дальних Земель не человек вовсе, а каменный столп и демон, пришедший убить её.
— Твоя вина доказана, Царица, — скрипела старуха. — Ты переступила порог казармы, места, где живут одинокие мужи, подолгу не знающие ласки жён своих и наложниц. Ты не понимала, куда идёшь, и преступила закон Главной Богини не намеренно, поэтому тебе полагается минимальное наказание из всех возможный — двенадцать ударов кнутом, не медля.
Сквозь шум в ушах младшей дочери Короля показалось, что всадники сказали что-то в одобрение решения Царя Дальних Земель.
Айола знала, что мало, кто из мужей выживает после ударов кнутом. Когда же увидела кнут в руках человека в длинном плаще, что стелился по каменному полу, узнав в нём мужа, который преподнёс ей змей, когда поняла, что это и есть палач, ноги её подкосились, шум в голове стал невыносимым, всё смешалось в нём — крики рабыни, шипение старухи и страшных гадов, чей укус приносит смерть страшнее, чем четвертование. Никогда Айола не видела такого огромного кнута, с плетёной ручкой, для удобства палача, и расщепленным окончанием для больших мучений обречённого.