Ступени Нострадамуса
Шрифт:
— Так не пытайте вы меня! — прервал Наполеон. — Я о гадалках слышать больше не хочу. Да и вообще, не слишком ль много вы решились мне задать вопросов? Обычно спрашиваю я. Мне отвечают все дрожа.
— Дрожь и вибрация нужны, чтоб тяжесть одолеть земную.
— Загадки ваши надоели. Без всяких там слоев, я делал то, что сам хотел, а не шел по чьему — то чужому следу. И сделал б больше, если б пушки не заряжались с дула, теряя время. Не знаете ли вы об орудиях скорострельных, что в ваших краях применяют?
—
— Вы упираетесь напрасно, лишь удваивая интерес к себе.
— Признательно польщен без меры!
— Я раскусил вас, Наза Вец! Я догадался, где находятся далекие края, откуда прибыли вы к нам.
— Вот как? Я сам вам мог бы объяснить.
— Вы объясните мне другое. Про Сириус на небе, о нем мне говорил Лаплас. Звезда ярчайшая. Я с детства своей ее считал. В Египте пришлось расспрашивать жреца — догона, черного, как мой арап. Он с плоскогорья верховий Нила. И уверял, что много тысяч лет назад к нам прилетали с неба люди с другой Земли. Их звездное солнце должно было изорваться. Они знали очень много и о Вселенной, а главное, о сокрушительном оружии, каким владели. Жрецы, напуганные знанием, из поколенья в поколенье передавали эту тайну только посвященным. Один из тех людей был Тот, в Египте его признали Богом. Он поучал и математике, и множеству искусств, стал покровителем писцов, как при фараонах называли ученых. Вам остается лишь признаться в родстве с ним, — с разоблачающей улыбкой закончил Наполеон.
— То было много тысяч лет назад.
— В Египте до сих пор остался «нелепый календарь» далекой звезды Сириус. Она обращается вокруг Земли раз в пятьдесят лет. Мне говорил об этом сам Лаплас.
— Вам негр — жрец поведал тайны, как посвященному в жрецы?
— Как освободителю египтян от гнета мамелюков. Звезда же эта в небе ярче всех сияла, двойною будучи или тройной.
— Вы причисляете меня к тем звездным беглецам несчастным? Но прожил я всего лишь сотню лет, отнюдь не много тысяч!
— Раз люди прилетели с одной сестры — Земли, то могут к нам добраться и с другой. И вы — один из звездных мудрецов, о ком вещал с костра Джордано Бруно, и знаете вы тайну тех вооружений, что напугали так невежественных пастухов — догонов.
— В том мире, я откуда, вооружений вовсе нет.
— Как это может быть?
— Их сохранили лишь в музеях.
— Не верю вам, старик! И знайте, что сумею вам развязать язык.
— Прикажете считать — конец вельможному гостеприимству?
— Я золотом осыплю вас! Хотите, драгоценными камнями! Но новое оружие мне необходимо для окончательных побед!
— Зачем, признайтесь, вам они, когда планете гибнущей вы помогать не стали б?
— Как зачем? Чтоб управлять людьми, которые на это не способны.
— Как управлять? Советом добрым?
— Моею твердою рукой, — жестко усмехнулся Наполеон. — Без болтовни, шатаний и утопий.
— И это будет Царство Света?
— Не знаю, кто о нем мечтал. В моем Царстве будет много света. И тьмы достаточно — для непокорных. А главное — оружие Содома и Гоморры.
— Я понял вас, воитель грозный! Помочь оружьем не смогу.
За дверью послышались громкие крики.
— Мне кажется, и там, и тут близятся скандалы. — нахмурясь, произнес Бонапарт.
— Ну вот и прорицание! — отозвался Наза Вец.
Дверь открылась, и вбежал дежурный офицер.
— О, генерал! Несчастье!
— Что такое? Кто дал вам право так обращаться ко мне?
— О, Первый консул, я в отчаянии! Гиена загрызла молодого лейтенанта, сына маркизы де Валье.
— Где он был? Спокойно доложите, — потребовал Наполеон.
— Стоял у двери. Я думаю, что охранял ее.
— Подслушивал по наущенью матери! — решил Наполеон, вставая и направляясь из голубой гостиной.
В галерее, у вторых дверей в гостиную, лежал блестящий лейтенант в парадной форме, словно явившийся сюда на бал. Над ним рыдала мать:
— О, Боже! Я во всем виновата! Зачем мне было знать!..
Дежурный офицер на ходу докладывал Наполеону:
— Он наклонился к замочной скважине. Она прыжком вцепилась ему в горло. Сонная артерия. Конец.
Наполеон прошел мимо гиены, злобно ощерившейся на лезвия обнаженных сабель конных егерей, окруживших ее.
— Гиену пристрелить! — распорядился Наполеон
— Расстреливают разве часовых, когда они исполнят долг? — спросил идущий следом Наза Вец.
Наполеон резко обернулся:
— Вы мне еще нужны. Не обо всем мне рассказали, — потом обратился к несчастной матери: — Мадам, считайте, что ваш сын погиб на посту во имя Франции.
— Зачем мне Франция! Себе возьмите, а мне отдайте моего сына! О, Боже! Кто его вернет?
Увидев Наза Веца, гиена проскользнула между ногами егерей и встала у ноги хозяина.
К ней, чеканя шаг, шел офицер с пистолетом. Наполеон обратился к Наза Вецу:
— От вас зависит спасти гиене жизнь, а также и себе.
— Вооружений у нас нет, и мне вам нечего сказать.
— Но в музеях есть! Вы проговорились. Музейные, надеюсь, все же лучше наших ружей, пушек, ядер. Я — артиллерист.
— Но с помощью штыков и пушек Европу удалось засеять миллионом трупов и калек. Грядущее вас не забудет.
— Кто смеет говорить со мной в подобном тоне? Взять его! — скомандовал Бонапарт окружающим военным.
Гренадеры и егеря кинулись к старцу с гиеной. Но тот распахнул за своей спиной двери на балкон и подошел к мраморной балюстраде, за которой виднелось море.
— Не вздумайте приблизиться ко мне! — сказал он жестко. Гиена оскалила зубы.
— Неужели вам не взять такой редут, мои солдаты? — насмешливо спросил Наполеон.