Ступени Нострадамуса
Шрифт:
— Историк Наза Вец. Я готов был бы вас принять за жреца — прорицателя.
— О, нет, я вовсе не пророк. Провидец — это вы, воитель!
— Я?? — удивился Наполеон. — Да я в жизни ничего не предсказал!
Вы прорицали часто, того не замечая.
— Как вам это в голову могло прийти? Предположения такие следует доказать!
— Завоевателей полмира знавали в древности, а ныне — вас!
— И что ж из этого? Полмира — это всего лишь его половина!
— Вы сами вспомните, когда предвиденье вам жизнь спасало.
—
— Я многое могу припомнить и вас о том же попрошу.
Лакеи торжественно внесли дымящееся ароматное жаркое. Наполеон отрезал на своей тарелке кусочек мяса, пожевал и произнес:
— Жаркое не дурно! Вспомним о гиене. Я обещал ей славный кусок мяса. И баранья кость для награды вполне подойдет. Я возведу вашу Андру в капралы. А кость ей дам на закуску.
— Она возьмет лишь у меня.
— Так выучена? Не из боязни ли подброшенной отравы?
— Ее хозяин так берегся.
— И все же умер? От чего же? Не от яда?
— От комариного укуса. Ничтожество болезнь несло.
— От ничтожеств вообще нет противоядий, — сердито перебил Наполеон и добавил: — Кроме силы. И, если хотите, жестокости. Я бы сказал, необходимой. Вы помните, конечно, как я из пушек расстрелял в Париже чернь, решившую свергнуть власть и заменить одно ничтожество другим. Мы отвлеклись. Все начиналось с Альп. Вообразим картину.
— Как вашему величеству…
— Их европейские величества, — снова перебил Наполеон, — мне лижут руки и сапоги, выпрашивая подачки. Не то что ваша гиена. Лежит и ждет. Ее далекий предок мог бы принадлежать подлинному величеству — Александру Македонскому.
— Его великим называли.
— Для такого это верно. Он бесспорно того заслуживал.
— Так называть всем надо вас, кто сделал армию великой, ведя к победам ввысь.
— Высь Альп! — задумчиво произнес Наполеон. — Трудный, но славный был поход. Мы с вами тоже сейчас предпримем переход в гостиную. Там выпьем кофе. Напиток дальних жарких стран как королевское питье входит в моду в Европе, подобно куренью табака.
Наполеон поднялся из — за стола. Лакей ловко отодвинул стул из — под него и тоже сделал с Наза Вецом. Гиена тотчас вскочила на ноги.
Перешли в соседнюю гостиную, отделанную с тонким вкусом в голубых тонах. Мягкие диваны, кресла, вазы, обитые голубым шелком стены и потолок, напоминающий ясное небо.
С изящной козетки ярким мотыльком вспорхнула, вся тоже в голубом, словно нарочно в стиль гостиной, прекрасная дама, с очаровательной улыбкой идя навстречу.
— О, мой повелитель, мой кумир! — воскликнула она.
— Маркиза де Валье? — удивился Наполеон. — Откуда вы?
— Примчалась из Парижа. И сына, лейтенанта, привезла. Блестящий мальчик! Не хватает только воинской славы. Все дамы от него просто без ума! Я привезла вам от вашей Жозефины аромат ее духов!
— Но здесь, мадам, воюют не на паркете, — сумрачно заметил Наполеон.
— Ах, боже мой! Вполне достаточно отсвета вашей славы. Лишь бы быть при вас.
— Оставьте мальчика в замке. С ним познакомлюсь. И нас с заморским гостем оставьте тоже. Наш разговор, мадам, ни для чьих ушей.
— Ах, Боже мой! Вы только посмотрите, какие они у меня крохотные. От них мужчины теряли головы! Поверьте!
— Боюсь, что ваши прелестные ракушки задымятся и не на чем будет носить свои сверкающие серьги, — насмешливо заключил Наполеон.
Маркиза де Валье, небесно голубая, источающая тонкий запах духов, так знакомых Наполеону по его Жозефине, присела в глубоком реверансе.
— Как бы я хотела послушать вас, наш Первый консул и первый из мужчин! Полжизни отдала б!.. Ведь любопытство красит женщин.
— Живите обе половины. Вас пули не сразят. А мы, двое мужчин, послушаем друг друга. Счастливого пути, мадам. Привет Парижу!
Шурша шелками, дама грациозно удалилась. Перед дверью она картинно зажала кружевным платочком нос. Предстояло пройти мимо гиены.
— Когда б я был прорицателем, то это посещение предвидел бы и предотвратил, — недовольным тоном заметил Наполеон.
— Прорицанья суть в том, что жизнь лишь повторяет прожитое вашим двойником.
— Хотите вспомнить Пифагора, который утверждал, что все в мире повторяется и будто было. И жизнь повсюду подобна Вселенскому колесу, любая точка на котором вновь вернется, повторяя круг.
— И он был прав! — на полном серьезе, не поддавшись шутливому тону Наполеона, сказал старец. — События, что мы переживаем, уже случались в другой жизни с человеком, подобным вам, который жил в Пространстве не то что выше вас, а в «приподнятом», ином…
— И это тоже необходимо доказать, — потребовал Бонапарт.
— Жизнь Александра изучить, поверьте, было не труднее, чем путь ваш яркий проследить. Завоевателей полмира.
Наполеон сопоставление свое с Александром Македонским спокойно принял как должное и отнюдь не как лесть.
— Но вашей армии в горах путь преграждали и бураны, и снежные обвалы с гор.
— Да, было не легко, — согласился Наполеон, — но если тем путем прошел когда — то из Карфагена Ганнибал, то должен был пройти и я, — уверенно закончил Бонапарт.
И перед глазами Наполеона возникла никогда им не забываемая картина.
Снежный склон. Узкая обледенелая тропа между отвесной скалистой стеной и пропастью.
По горному карнизу, отчетливо видимому с моря, на многие километры темной змейкой растянулась французская армия. Ни один здравомыслящий английский моряк не мог допустить такое безумие, и ни один выстрел не был сделан с моря. Опасность крылась на пути.