Ступени Нострадамуса
Шрифт:
— Эллады гонца ты припомнил? Прими наказанье…
Испуганный мальчик рухнул на колени, угодив прямо в лужу разлившейся цикуты:
— О, царь! Прости мою оплошность. Я буду землю есть, виновный…
Сгребая руками землю, он стал засовывать ее себе в рот.
— Несчастный, что ты делаешь! — пытался остановить его Александр…
Сокрушенно наблюдал он за действием предназначенного ему яда. Сначала у мальчика отнялись ноги, потом отмирание поднималось все выше, пока холод не остановил его юное сердце.
—
К вечеру Александр почувствовал озноб. Он накрылся все ми шкурами, которые могли собрать для него в лагере, но его продолжала бить лихорадка. Наутро он горел в жару и приближенные, прислушиваясь к непонятным словам его бреда, никак не могли догадаться, что говорит он про комара, который будто единственный, кто сильнее его.
На следующий день похудевший, но бодрый Александр вышел из шатра и потребовал подать ему коня.
Привели верного его Буцефала.
Полководец объехал на нем лагерь, хмуро всматриваясь в лица воинов. Он пытался понять, не распространились ли слухи о всем случившемся в шатре и о его болезни. К счастью, она от него отступила. Александр снова был здоров, могуч и полон замыслов, которые непременно бы осуществил, если бы… Если бы вечером не повторился опять все тот же приступ лихорадки, который его мучил накануне…
Так продолжалось долго.
Впоследствии, спустя тысячелетия, медики определили, что за болезнь погубила царя царей. Это была МАЛЯРИЯ,разносчиками которой являются комары…
Все же комар оказался сильнее завоевателя полумира. Александр умер близ основанной им столицы в расцвете лет, небывалой славы, гремевшей тысячелетия, и незавершенных дел…
Комариное царство на болотах в окрестностях Вавилона было единственным, не покорившимся царю царей.
Новелла третья. Моисей и плотник
На арочном мосту через канал стоял очень старый высокий человек, задумчиво глядя на отражения домов в довольно мутной воде.
Дома в три — четыре этажа теснились один к другому, отличаясь цветом стен, но все с одинаковыми остроконечными крышами и узенькими окнами.
Два дюжих молодца остановились на краю моста, разглядывая старца, его выразительное, изборожденное морщинами лицо, длинную седую бороду и пышные белые волосы. Ветер трепал их, создавая впечатление ореола вокруг величественно поднятой головы.
— Тот самый, другого такого не сыскать! — сказал один другому.
— Как будто бы нарочно нам с тобой попался.
— Попробуем уговорить, — предложил первый.
— А будет упираться, приведем! — решил другой, постарше.
Они подошли к старцу и вежливо поздоровались с ним.
— Любуетесь, ваше преосвященство? — спросил парень.
— Я не служитель Божий, дети.
— Но сутана ваша так нарядна.
— Всего лишь только старый плащ.
— Могли бы обновить его и выбрать не серебряный, а золотой.
— Мне это будет не по средствам.
— Учитель наш заплатит вам изрядно. Ему нужна подобная натура.
— Кому понадобился я?
— Ученику самого Рембрандта ван Рейна. Он пишет дивное полотно.
— Да, по заказу Церкви, — подхватил другой парень, — Моисей идет после свидания с Богом, несет скрижали с десятью заповедью людям. А вы — ну, вылитый Моисей. Учитель вас напишет всем на диво!
— Художнику хочу успеха, но времени мне не найти.
— Вам серебро не нужно, поярче, чем ваш плащ?
— Мне нужно лишь дойти до верфи, где строят чудо — корабли, но как пройти туда, не знаю. У вас дорогу я спрошу.
— Дорога с нами только к мастерской ученика ван Рейна.
— Туда я с вами не пойду, и я сказал уже об этом.
— Учитель никогда нам не простит, ежели мы упустим подобную натуру! — воскликнул тот, что был моложе, толще и румяней.
— Да разве мало стариков в Голландии, людьми богатой?
— Старики, да не те! — хитро сказал парень постарше и повыше ростом. — Ведь Моисей не только с горы скрижали приволок, но и народ свой повел за собой.
— К Земле обетованной, — добавил другой парень.
— Уж нам — то верить можно. Ведь и мы, ученики, вас, Моисея, тоже будем рисовать.
— Друзья мои, напрасны споры. Дорогу к верфи сам найду.
— Нет, погоди! По — нашему ты говоришь уж больно складно слагая строчки и, видно, из другой страны, наш голландский нрав не знаешь. Упорны мы, почтенный дед. В труде и в сраженье, да и в решенье. Так что придется вам идти все же к мастерской! — заявил старший.
С этими словами оба парня подхватили старца под руки.
— Не упирайся, дед, как бы руку не сломать!
— И два дюжих парня потащили глубокого старика по мосту навстречу шумной гурьбе веселых людей, один из которых на голову возвышался над всеми.
— Что за кавардасия? — воскликнул тот. — Два любящих внука тащат деда в баню?
— Проходи мимо, прохожий. У нас свои дела.
— А мы спросим старца, какие у вас тут дела?
— Это Моисей, поймите. Он должен позировать великому художнику, а мы — его помощники.