Ступени Нострадамуса
Шрифт:
— Уверен, на корабле догадаются послать пораньше катер за своим адмиралом, — решил Юрий.
— Если там свыше не объявлена боевая готовность, — поправил Николай.
— Готовность? К чему? — Хотя «от них» станется, — вступил адмирал. — Как мы от воды уходили на другой этаж к закрытым дверям, так и население затопляемых земель соседних стран может устремиться к государственным границам, и флоту как бы не пришлось их охранять…
— Как? Война? — испуганно спросила устроенная в старинное кресло Мария Николаевна.
— Я имею в виду только возможность, — успокоил ее адмирал.
Свечи из экономии пришлось погасить. Свет сумрачного утра, проникая через слуховое окно, едва освещал чердак, а когда через него пролезал моряк, сменяющий другого, то все вокруг погружалось в темноту.
Днем стало чуть светлее. Кончались сутки «водяного плена».
Вернувшийся «с вахты» Николай доложил адмиралу:
— Дело скверно, Сергей Александрович. Лодка спасателей прошла мимо, не обращая внимания на сигналы одинокого человека, взяла группу людей с крыши соседнего дома.
— Что ж, придется всем выбираться на крышу. Как там? Очень холодно?
— Да уж не сауна, — ответил адмиралу Николай. Хотели женщин оставить на чердаке, но все трое запротестовали. И на вторые сутки наводнения вся адмиральская семья и его гости выбрались на крышу.
Сидели кучно, прижавшись друг к другу. Мария Николаевна опиралась спиной на дымовую трубу былых печей и каминов.
Изредка проплывали переполненные спасенными лодки, не в состоянии помочь всем бедствующим.
Муромцев нервничал, выходил из себя. Как можно равнодушно проплывать мимо, даже не пообещав вернуться.
Напрасно он напрягал голос, требуя немедленной помощи.
А где–то в душе корил самого себя. «Взываешь о спасении, а вроде сам и подписал приговор человеку, который хотел спасти не только группу людей на крыше, а планету от всемирного потопа. Но это ведь только сон, жуткий, но сон», — утешал он сам себя.
Но тягостное настроение, охватившее всех, он ощутил тяжестью на сердце. И удивлялся олимпийскому спокойствию Наза Веца. Впрочем, он из параллельного мира и знает все, как будет, что случится! Вернее, давно у них случилось…
Спустившаяся тьма казалась непереносимой, люди падали духом. Ко всему прочему прибавилось ощущение голода. Закуски кончились еще вчера.
В гнетущей тишине раздался голос Нади:
— Я очень попрошу вас, Юрий, убрать руку с моего колена.
— Красавица моя! — воскликнул Юрий. — Так ведь оно у вас голенькое и ледяное. Я погреть хотел.
— Федя, поменяйся со мною местами. Защитой мне будешь.
Всем стало неловко, но молодой моряк стал насвистывать веселую мелодию.
Тогда в темноте прозвучал четкий, поставленный голос Весны Закатовой:
— Беда, когда люди заменяют высокие чувства острыми ощущениями.
Наступило напряженное молчание. Его нарушил тот же Юрий:
— А что это за высокие чувства? Любовь, что ли?
— Я вам сейчас прочту одно свое стихотворение про это.
— Просим вас, Вешенька, просим, — произнесла Мария Николаевна.
Весна Закатова встала как бы перед большой аудиторией, стараясь удержаться на покатой крыше.
Тучи раздернуло, и стало немного светлее. Ее фигура четко выделялась на светлеющем небе. Она начала с большим чувством:
Голос ее оборвался на этой горестной ноте любви и упрека.
Слушатели рукоплескали, словно сидели не на крыше, а в театре.
— Это про вас, Юрий, — совсем другим, жестким и холодным тоном сказала поэтесса.
— Ну уж и про меня! — запротестовал моряк. — У меня память хорошая. Я все телефоны наизусть помню.
— Это прелестно, Вешенька! — вмешалась Мария Николаевна. — Так тонко и в то же время страстно. Сама жизнь звучит! Это ведь на музыку Скрябина, правда, Вешенька?
— Да, на его Пятую прелюдию. Это поют.
— Чудесно! Ты бы еще, Вешенька, прочитала нам про любовь.
— И то верно, — подтвердил адмирал. — Падать можно, но только не духом, как сказал, не помню какой, мудрец. Прочитайте, звезда наша! Нам сейчас о любви, а значит, о жизни ой как услышать надо!
— Хорошо, я прочту, чтобы легче нам стало. Это стихотворение про меня, когда я была безумно влюблена в шестнадцать лет.
— И кто же он, кому так повезло? — спросил адмирал.
— Владь Иль, Герой Земли, космонавт. Он был на двадцать пять лет старше меня и не заметил тоненькой девчонки, а она воображала, что не может существовать без него. Это одно из первых моих стихотворений, я назвала его «ЛИШЬ ДЛЯ МЕНЯ»,— поэтесса, как бы превратясь в юную девушку, даже более высоким голосом начала читать:
«Нет рек без берега. Нет жара без огня. Без корня дерева И без тебя меня. Нет без тебя меня. Как роз без запаха. Как нет рожденья дня С зарей на западе. Порой мне кажется: Застыну камнем я, Пока не скажешь сам. Что ты лишь для меня. Что ты лишь для меня Судьбой намечено. Сердечным пламенем Дано навечно мне!»