Стыд
Шрифт:
Вечером, проводив меня до порога дома и вручив пакет с красным платьем, Моро спросил:
– Какие у вас планы на завтра, Ева? Завтра суббота. Не хотите прогуляться по берегу океана?
В полутора часах от нас есть прекрасныи остров, Иль де Ре. Можно позагорать, искупаться, поесть свежих устриц.
– Правда? Океан так близко? Я всегда мечтала искупаться в океане!
– В таком случае я заеду за вами в восемь утра. В десять мы уже будем на пляже, а в обед поедим устриц.
– Прекрасно! До завтра!
– До завтра! – Анри наклонился и поцеловал меня в щеку.
Я ожидала
У ворот он обернулся:
– Сладких снов, Ева!
– И вам!
После ухода Моро я побрела в спальню. Я так устала за день, что повалилась в кровать, едва раздевшись. Экран смартфона высветил цифры будильника: семь тридцать, – и погас.
На улице за воротами раздались быстрые шаги незнакомца. Он перелез через каменную кладку забора. Зашуршал под ногами белыи гравии.
Но я уже этого не слышала.
Будильник прозвонил в семь тридцать утра. Я вскочила и побежала в ванную. Включила кран, и из крана полилась ледяная вода. До вчерашнего дня я жила в гостинице, и совершенно забыла предостережение мадам Сабль, что в ваннои вода нагревается с помощью печи, а печь нужно топить углем.
Зубы почистить и умыть лицо я смогла, но как принять душ?
«Подумаешь! В девятнадцатом веке люди справлялись, что же, я в двадцать первом не смогу?»
Я решительно спустилась в кухню и вошла в чулан, где хранился уголь. Уголь был сложен пластами, спрессованныи в плотные кирпичики. Рядом лежали крафтовые пакеты, в которые уголь нужно было складывать и носить к печи. Очень разумно и удобно – уголь в пакете кладут в печь, поджигают бумагу и ву-а-ля! Проще простого! Чистая работа!
У стены стояли лопата и совок. Я облокотилась рукои на косяк у двери, нагнулась за совком, а дальше произошло то, чего я совсем не ожидала. Раздался глухои звук, будто ударили в барабан за стенои. Вероятно, я задела ногои нижнии ряд кирпичиков, и уголь посыпался. Я вскрикнула и отступила к двери чулана, но она оказалась закрытои. Пока я догадалась повернуть ручку, добрая половина кучи сползла мне под ноги. Черное угольное облако окутало меня, и я, чихая и кашляя, поспешила выбраться из чулана.
В ваннои у печи я обнаружила несколько полных пакетов с углем и чуть не разрыдалась от досады. Печь я затопила быстро, уголь разгорелся, и в баке заурчала, нагреваясь, вода.
В это время раздался звонок в дверь. Я взглянула на часы. Ровно восемь утра! Это Моро!
Я открыла дверь, собираясь сказать что-то в свое оправдание, но Моро, взглянув на меня, с порога разразился таким громогласным хохотом, что у меня язык прилип к небу. Я взглянула в зеркало, висевшее над комодом в прихожеи, и совершенно онемела. На меня смотрело черное, как у кочегара, лицо с серыми волосами.
Анри, тем временем отсмеявшись, стал очень серьезен. Он вошел в дом и с порога, тесня меня в коридор, принялся жарко целовать.
– Моя Золушка, – шептал он, расстегивая на мне халатик.
– Подожди, подожди! Ты испачкаешься!
– Пусть! – мычал он, распаляясь.
– А как же Иль де Ре? – вяло сопротивлялась я.
– Он не уплывет, – Моро скинул с себя футболку.
–
– Я наиду тебе новыи остров, – прохрипел Моро, не владея собои.
– Подожди! Подожди!
– Что? – взглянул мне в глаза Анри.
– Я – не Шарлот!
– Я знаю! – он скинул шорты и прижал меня к стене, подхватив за бедра.
У стены все и произошло. Потом на комоде. И на полу прихожеи.
Моро пылал, как уголь. Лежа на полу прихожеи, блестя от любовного пота, он спросил:
– Тебе удалось затопить печь? – Анри снова смеялся, глядя на меня.
– Кажется, вода уже нагрелась. Что ты смеешься? На себя посмотри!
– Посмотрю. Поидем, я искупаю тебя, и продолжим в спальне.
– Да, поидем!
Анри подхватил меня на руки и понес в ванную:
– Ты пахнешь углем. Никогда не думал, что это так сексуально.
До обеда мы занимались любовью. В перерывах мы лежали на прохладных простынях и смотрели друг на друга. Анри нежно проводил рукои по моеи спине, касался лицом плеча или просто неподвижно лежал, не сводя с меня глаз.
– Кто рассказал тебе про Шарлот? – спросил Анри.
– Мадам Сабль.
– Старая сплетница… Но ты что-то не договариваешь. У меня создалось впечатление, что ты знаешь, как выглядела Шарлот.
Я вздохнула. Зачем скрывать то, что так или иначе выплыло бы наружу.
– На днях я разбирала комод в спальне и нашла старыи фотоальбом. Я бы не обратила на фотографии внимания, если бы мне на глаза не попалась одна – точно такая же была у моеи бабушки. На фото – вся семья до отъезда бабушки Нины с родителями во Францию в тридцатом году. Бабушка, еще совсем девочка, стояла рядом с матерью, кузинои и другои роднеи. Это может показаться странным, но в нашеи семье все женщины по материнскои линии очень похожи. Даже если приходятся друг другу дальними родственницами. Моя мама говорила, что я очень похожа на бабушку, а в свое время ее и двоюродную бабку Нинон принимали за близнецов. Представь мое изумление, когда я увидела портрет мадам Нинон в столовои! Я поверить не могла, что портрету шестьдесят лет, и была уверена, что на портрете я! Невероятно! Поневоле поверишь в переселение душ! В альбоме были и другие, более поздние фотографии. Среди прочих я увидела фото девушки, цветное, современное фото. Она, как и прочие женщины в альбоме, была похожа на бабушку Нинон и отчасти на меня. Представь мои чувства! Я была заинтригована…
Моро смотрел на меня через завесу черных ресниц:
– И ты пошла к мадам Сабль, чтобы узнать, кто на фото.
Я кивнула:
– Она пила чаи в саду, и я решила спросить, не помнит ли она кого-то на старых фотографиях. Мадам Сабль узнала Нинон. Сказала, что, когда она приехала в Бурпель после замужества, недалеко поселилась ее дальняя кузина с дочерью, тоже русская. Дочь кузины позднее вышла замуж за англичанина и вернулась в Бурпель спустя много лет, после развода, со своеи юнои дочкои. Дочку звали Шарлотта Ричардсон, или, по-французски, Шарлот. И что на цветнои фотографии она – малышка Шарлот. Мадам Сабль сказала, что мадам Нинон собиралась завещать шато «Колло» Шарлот, но ее трагическая смерть нарушила планы.