Стюардесса. Неоконченный портрет
Шрифт:
Я кружусь перед вами. Легкая, сексуальная и восторженная лишь потому, что это моя роль. Кто-то другой должен создавать информационные корпорации, мыть стаканы, раздавать флаеры у метро. Кто-то должен качать нефть, писать техно и возить IPhon’ы из Берлина. Кто-то должен привозить туфли на дом, считать сложный процент и заказывать брокерское сопровождение на таможне.
Я должна быть здесь. С ним.
Я как-то кожей ощутила новое счастье: быть рядом с вами. В этом мире, в котором нет идеализированной правды, как нет и всех тех апокалипсических картин, что рисовала я себе ранее. Мы просто люди, просто живем и радуемся… как умеем. Мы видим друг друга с разных сторон и порой кажемся друг другу то ангелами, то демонами. Мы просто исполняем своё предназначение.
Я потираю ножкой о ножку. В тонком чулке это так заводит, что я готова спрыгнуть с помоста к моему «наблюдателю» прямо сейчас. Я завелась не на шутку и впервые поймала себя на мысли, что улыбаюсь.
Я улыбаюсь, наслаждаясь единением с этой огромной массой. Они знали, что так и должно было быть. Я улыбаюсь потому, что икона должна чуть ненавидеть тех, кто на неё смотрит. Иначе она перестанет быть образом, за которым хочется гнаться. Она должна быть строгой, как учительница или врач-диетолог. Просто потому, что иначе это не работает. Тот, кто подаёт руку, чтобы подняться обязан смотреть сверху вниз на того, кому помогает.
Я счастлива стать частью этой эйфории. Примириться со всеми, кто меня окружает. Ведь это такое непередаваемое чувство – когда никто никому совсем ничего не должен.
После работы я убегала вдоль по Саввинской набережной к Киевскому вокзалу. Убегала от ночи, которая вдохнула в меня жизнь.
Я цокала на каблуках вдоль Москвы-реки. Бескрайней и чистой, как наступающий рассвет. Она улыбалась вереницей мостов уходящих за горизонт. Она несла свои воды навстречу, обещая нескончаемый поток новых свиданий. Гарканье чаек наполняло пустоту утра в огромном городе.
Пустоту, которая веками ждала, чтобы её кто-то заполнил.
И он сделал это одним смелым порывом, небрежно и неотвратимо, как свежий воздух весной заполняет комнату через распахнутую после долгой зимы форточку.
Но утро наступало неизбежно. И я должна была спешить.
Ну, кто ходит в музей по утрам?
Чтобы не вызывать лишних вопросов, я говорю ей:
– Ничего особенного. Была с мужчиной.
Она фыркает.
8. БОРТ
Последние приготовления перед полётом. Я прохожу по салону и захлопываю багажное отделение с надписью «Staff Only»[7].
Пустой аквариум, который через секунду наполнится рыбками.
Я прошу вас: не покупайте слишком много магнитов.
В следующий раз, выбирая между магнитом и открыткой, вспомните, что магниты нарушают радиоэфир пилота с диспетчером.
В следующий раз, проходя через паспортный контроль, задумайтесь о том, что на борт туристического лайнера заносят до двадцати килограммов магнитов.
В следующий раз, когда замигает табло «пристегните ремни», закройте глаза и помечтайте о том, чтобы ваш рейс не оказался в числе тех трёх из десяти бортов, что падают на землю из-за любви пассажиров к сувенирам.
Я возвращаюсь к кабине, чтобы занять позицию для приветствия пассажиров.
Наверное, так же себя чувствует учительница младших классов, проветривающая класс утром первого сентября. Ещё пару минут, и класс наполнится галдящими первоклашками, которые за десять лет в школе так и не найдут мгновения, чтобы задуматься, что до них были и другие.
Мне хорошо и спокойно. От Его слов я чувствую приятное томление где-то чуть ниже сердца.
Пусть они летят. Пусть всё продолжается, так же как и было:
SVO – AYT – SVO (Москва – Анталья – Москва).
Мы загружаем полный самолёт китайских сланцев, женщин, несчастных в браке и рукопашников.
Мы возвращаем с далёкого берега ворованные полотенца, кальяны и хламидиоз.
DME – JFK –DME (Москва – Нью-Йорк – Москва).
Мы экспортируем фотомоделей, красные дипломы и иконы.
Мы импортируем толстовки GAP8, тамблеры[9] StarBucks10 и IPadы.
Девятнадцатилетний парнишка с непривычной для русских лёгкостью в движениях совершает последний звонок с борта самолёта:
– Не понравится – вернусь, мам, какие проблемы? Двадцать первый век.
Он и вправду в это верит. Но обратный путь уже потерян. И успех уже стережет его в далекой стране. Я смотрю на него словно Харон[11], отталкивающий веслом от берега тяжелую лодку. Сколько их будет? Не знающих своей судьбы.
VKO – DXB – VKO (Москва – Дубаи – Москва).
Стройная украинка с кукольными волосами и огромными, как небо, глазами еле удерживает свой расписанный стразами Iphone в акриловых коготочках. Сладострастно шепчется на английском. Я закрываю пустое багажное отделение над её головой.
Через пять часов она поднимется со своего места? набросив на плечи легкий кожаный жакетик. А ещё через час на её место сядет её «сестра». Загорелая как смоль и заплаканная. С уголками губ, навсегда опущенными вниз.
Мы везём туда безосновательные надежды на лучшую жизнь, леопардовые фриски[12] и Постинор[13].
Мы увозим оттуда слёзы, украшения и разочарование.
Я знаю это до того, как лайнер поднимается в небо. И я должна улыбаться. Как сиделка возле постели смертельно больного. Моя работа не спасать души. Моя работа держать вас за руку до самого последнего мгновения.
– Добро пожаловать, проходите пожалуйста.
Мы стоим и приветствуем пассажиров плечом к плечу. Как мы делали это сотню раз.
– Твоя карета чуть было не превратилась в тыкву. И всё из-за той ночи.
– Добрый день
Я улыбаюсь и стараюсь не смотреть на неё.
– Это больше не повторится.
– Добрый день, проходите, пожалуйста.
Она холодна и мила как обычно. Ее короткие стриженные белокурые волосы. Ее маленькие алые губки. Ее бледная арийская кожа. Её ненатуралистично крупная грудь. Она нравится пассажирам. Утонченная и стройная.