СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ
Шрифт:
– Большевичка! Воровка! Убийца!!! – не своим голосом хрипло и еле слышно закричал еле-еле древний старик. Ему было тяжело кричать, он еле это делал. Он кричал и плакал.
На нас все обернулись. Уже и никто не делал вид, что ест.
– Она убила Великую Княжну в восемнадцатом году! – то ли кричал, то ли безнадежно неслышно отчаянно выл он, и стучал по столу и по мне кулачками. – Арестуйте их, арестуйте их всех и расстреляйте! Вы что не видите, что это убийцы царской семьи, хватайте их, их надо судить и расстрелять, они впервые выдали себя! Хватайте убийц Царской семьи!!!
Он кричал как подбитая птица – страшно и жалко.
Если вы думаете, что это было всем смешно, вы ошибаетесь. Мне было вовсе не смешно. Теперь никто даже не притворялся, что не смотрит на то, как горят безумными кроваво-пламенными языками рубиновые мои украшения.
– Успокойтесь дедушка! – его кто-то обнял и оттащил от нас. – Восемнадцатый год давно кончился!
– Я сам видел этот набор на ней! – кричал сквозь слезы старик, вырываясь. – Это набор Татьяны! Это ее набор! Они убили ее и украли его... Она... она... она... одевала его... – он захлебнулся и заревел. – Арестуйте их, они убийцы!
– Не надо... – оттаскивали старика от меня.
Но он уже ничего не слушал. Он что-то бормотал и выплескивал:
– Это уже было после отречения... Она не надевала этот набор после семнадцатого... Все рушилось... Казалось, весь мир отвернулся от нас, от знати, от них... Я был наследником великого рода... Но все рушилось, и уже ничего не было... А мы были так юны и молоды... И тогда я подарил ей самое дорогое, что оставалось в семье – ожерелье Екатерины II, передававшееся как святыню от наследника к наследнику... Оно одно стоило больше всех наших поместий... Мне говорили сохранить его в эти трудные времена, когда все потеряно, когда горели наши усадьбы, ибо ему не было цены, и я не должен был отдать средства рода... Но я любил Великую Княжну... Я был юн... Никто не мог оставить меня, хоть бы я отдал ей все, что у меня было, и это так и было... И никто не мог узнать, что она подарит мне свое сердце... Никто не знал о нас... и она ответила мне в этом аду, в этом крушении всего... Мы любили... Мы обручились в тайне от этих нелюдей, скрываясь от всех и встречаясь тайно... Мы бы с ней объявили открыто, как Ольга Александровна, если б меня не арестовали, а ее не убили...
Бред! – подумала я, когда этот старикан бормотал о переписке, о тайных встречах и тайном браке.
Наши ребята угрожающе поднялись, один перехватил старика за руку, крутанув его вокруг себя, когда тот дернулся, а другой выскользнувшего ювелира. Они были настоящими крутыми, и даже я поежилась. Управляющий бегом полетел к нам, пытаясь остановить бойню.
Но было уже поздно. Скрученный старик поднял голову, когда мой сосед-боец скрутил его, и словно ткнулся в громадное театральное ожерелье, слегка прикрытое платьем, и увидел эту букву Е. Очевидно, близорукий, он не заметил тусклого помутневшего ожерелья под блеском драгоценностей.
– Это оно, оно, наше фамильное семейное сокровище дворян Рязанских... – завизжал он, непонятно как вырвавшись у здоровенного бугая, могущего скрутить быка. – Мне передал его отец. Это наше ожерелье Екатерины. Я подарил любимой его до помолвки, она не могла от него ни избавиться, ни продать! Хватайте ее, они не выкрутятся! Надо сказать правительству, чтобы их судили за убийство СЕМЬИ!
Главный ювелир, почему-то склонившийся рывком надо мной, схватил громаднейший тусклый камень в центре этого колье, и, потянув меня к толстому стеклу рядом, резко проведя камнем по стеклу. Так что я наклонилась за его рукой, будто в ошейнике, боясь порвать свое недорогое, но дорогое мне ожерелье.
Толстое стекло стеклянного столика треснуло, и столик распался надвое точно по линии царапины.
В зале ахнули.
Люди, вернее, ювелиры, приподнялись, чтобы лучше видеть и ничего не пропустить.
– Да оно настоящее! – закричал кто-то там. – Ничего себе, а я то думал, чего она фальшивку одела поверх! Да таких камней вообще не бывает, ГОСПОДИ!
Я залепила пощечину по морде ювелиру еще до того, как он успел царапнуть по другим камням каким-то выхваченным пинцетом.
Принявший пинцет за холодное оружие боец отработанным движением перехватил руку ювелира, и, дав ребром по шее, швырнул его в угол. Если б не стоявший там вышибала, который перехватил важного гостя в воздухе и осторожно поставил не дышавшего главу ювелиров на ноги, то тот бы отравился из угла прямиком к праотцам без пересадки.
– Прекратите! – закричал управляющий, пытаясь навести порядок. Все вскочили, устремились сюда, кричали. – Что произошло?
– На ней надето ожерелье ИМПЕРАТРИЦЫ! – непримиримо выкрикнул старик.
Я дрогнула.
Все обернулись.
– На ней одето по аукционным ценам на сто миллионов долларов! – выкрикнул яростно ювелир, пожирая меня глазами.
Теперь уже все смотрели на меня неотрывно, как я шла к своему столику два шага. Глаза их были широко открыты.
– Будто волны рубинового пламени... – восторженно сказал кто-то. Завороженный такой голос. Учитывая, что мы только что видели действие огнеметов и как красиво горели люди в напалме, можно понять, как согрело это мне душу.
Теперь все неотрывно смотрели на меня.
– Живой огонь... – застонал кто-то. – Будто длинные языки рубинового пламени вырываются из камней... И эти гигантские алмазы! Невиданная вещь!
Теперь уже все действительно глядели только на меня и только на меня.
Я же встала и хладнокровно оглядела их всех. Они все замолчали.
– Займитесь своими делами... – тихо сказала я. Странно, но они быстро заняли свои места и расселись, не раскрывая рта, и положив вытянутые руки на стол, будто нашкодившие школьники перед учительницей даже не смотря на меня. Не донеслось ни единого звука. Я сама не понимала, почему они так мгновенно послушались и сели не только наши бойцы, но и вышибалы, и даже управляющий присел на кончик стула, выпрямив спину и положив ладони на стол.
Я еще раз обвела зал взглядом и спокойно села. Саня одобрительно спокойно улыбалась рядом мне рядом улыбкой матери, что довольна действиями дитяти.
Глава 41.
Официанты забегали буквально на цыпочках, обмахивая нас белыми полотенцами, словно сдувая пылинки.
Все послушно ели, будто нас тут и не было. Я скосила глаза на официантов.
– Тортов! – потребовала я, перестав сдерживаться. Я потыкала пальцами в самые вкусные торты в меню, как я помнила, уже не смущаясь.
Оля хихикала.
– Снимай, – мрачно махнул рукой на мои драгоценности “наш авторитет”, Олег Иванович, как звали, оказывается, белобрысого. Он сказал это так, что можно было подумать, что он мой отец-авторитет, прямо гениально сыграл.
Подошедшему же на цыпочках управляющему, который ужасно извинялся, он выдал по полной.
– И это называется спокойный и без скандалов отдых! – рассердился он. Его скорбь в голосе, что ему не дали толком отдохнуть и погулять, была неподдельна. Учитывая то, что нам некуда было идти, ибо на улице нам была смерть. И здесь, если мы привлечем внимание тех, кто на улице, нам была смерть.