СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ
Шрифт:
Я все боялась, что это привлечет к нам внимание охраны.
Зал встревожено гудел. Все переговаривались, пересказывали содержания ухваченных листков писем, ибо были не только письма какого-то влюбленного Евгения Петровича, а еще и других. Кто-то уверял, что ему попалось письмо Николая II, отправленное с фронтовой полосы, где он описывает дочери, что видел...
Саня злилась и искала эти письма, не в состоянии успокоиться. Похоже, ее волновали больше документы, чем драгоценности. Она не могла себе простить своего небрежного отношения
Я пожала плечами.
– Что такое Великая Княжна? – с любопытством спросила я, прислушиваясь к гулу ресторана. Несколько наших бойцов, которые из любопытства просмотрели письма в машине, теперь по памяти раскладывали отдельные поврежденные листы как они лежали...
– Я расскажу вам, что такое Великая Княжна, – неожиданно громко сказал с дальнего столика тот самый скандальный ювелир, невежливо вмешиваясь в разговор. Он явно подслушивал. Я смутилась. А он громко продолжал. – Не только расскажу, но и покажу фотографию той несчастной дочери царя, которую вы обокрали...
Я нахмурилась, а Олег Иванович угрожающе приподнялся, чтобы остановить нахала.
Но тот нахально и холодно продолжил.
– У меня как раз в портмоне снимки членов царской семьи, я взял их на встречу... – он склонился над столом и стал доставать из пиджака бумаги.
Мой взгляд невольно упал на лежащего рядом на тахте сбоку старика, возле которого суетились две санитарки. Он все бормотал что типа – “тайный брак”, “тайный брак”, мы не могли жить открыто...
А ювелир злорадно перебирал карточки, направляясь ко мне.
– Великая Княжна Татьяна была дочерью расстрелянного царя, и она погибла вместе со всей Царской Семьей... – холодно сказал он, приближаясь ко мне и пронзительно взглянув в мои глаза. – Титул Великих Княжон дается только дочерям царствующего царя, если он царствовал при рождении дочери...
Не желая, чтоб он меня смутил, я выпрямилась и властно холодно взглянула ему в глаза. Он замешкался, перебирая карточки. Я заметила, что его взгляд остановился на общей фотографии Царской семьи, и он вздрогнул. И остановился передо мной.
Его что-то на мгновение на ней смутило. Но, кажется, он сам не понял что, застыл.
– Ну?
Он словно непомняще очнулся, будто я сбила мелькнувшую мысль, и точно он сам не помнил, что только что хотел сделать. Словно я сбила его с какой-то мысли, и теперь он растерялся. Он поглядел на карточки, потер голову, и, наконец, вспомнил.
– Черт, кто из этих дочерей Татьяна, – выругался он, оборачивая карточки обратной стороной и читая подписи на отдельных фотографиях дочерей. – Мария, Анастасия, Татьяна... Вот! – он ловко выхватил пальцами фотографию, поворачивая ее лицом вверх прямо на ходу, когда он протягивал руку.
Я удивленно и надменно смотрела на него и на фотографию, которую он развернул, не глядя на нее, а глядя мне в лицо.
Это была моя фотография.
Я презрительно поджала губы, и, наоборот, властно и жестко выпрямилась, так, что он присел. Наверное, он взял мою фотографию со стенда – “РАЗЫСКИВАЕТСЯ” – иначе, почему она черно-белая и такая старая, что узнать можно лишь лицо, а не тряпье, в которое я была одета? Наверняка, он специально подал ее мне при всех, нагло, на виду, под видом другой карточки, показывая, что меня узнал, чтобы шантажировать и отобрать драгоценности старушки. Наверное, это должно было меня ударить.
Напрасно он это сделал. Я только распрямилась, словно сбросив надоевшую роль овечки, и презрительно и насмешливо улыбнулась, властно и презрительно взглянув ему в глаза, как настоящая Королева.
Они все в зале вздрогнули и отшатнулись в страхе, когда я надменно вздернула голову, даже далеко сидящие.
Он через силу попытался выглядеть достойно.
– Вот, это Татьяна, – сквозь сжатые зубы сказал он, переводя взгляд на протянутую мне повисшую в воздухе карточку, которую я не взяла. Я даже не протянула руку, только надменно молча смотрела ему в глаза холодным и пронзительным взглядом. И ничего не говорила – просто холодно смотрела.
Он задрожал с нелепо поднятой рукой, ибо стоял очень долго в этой нелепой позе, будто несчастный проситель. А потом еще раз перевел взгляд с карточки на мое лицо, не отрывавшееся от его глаз ни на мгновение, и лицо его побледнело, исказилось и странно дрогнуло.
– Простите... – тихо прошептал он почему-то уже вежливо. – Пожалуйста...
Я холодно и отрешенно улыбалась, не сводя глаз с его зрачков, будто недостижимая статуя.
Выпавшая из обессиленных пальцев карточка медленно опустилась мне на ноги.
Я только улыбнулась, не отведя глаз и ничего не сказав. Мне было все равно.
Он точно постарел за это мгновение. Пока он шел назад, тяжело волоча по ковру ноги, он споткнулся и пальцы его дряблой левой руки разжались. Несчастные карточки веером разлетелись под ноги, но он даже этого не заметил, с трудом таща ноги и повисшие руки.
Я не отреагировала, лишь губы усмехнулись.
Одна из тех карточек Царской Семьи, что заставили его тогда замешкаться, попала под ноги Сани. Она медленно механически подняла ее, не глядя, все еще смотря холодным взглядом на зал и мерзавца. Потом поглядела на карточку, потом на меня, и странно холодно усмехнулась одними губами.
Я не обратила внимания. Если меня раскрыли, и нас сейчас атакуют, то мне уже было все равно. Горячее дерзание, мужество и мощь затопила меня. Мне хотелось защищать моих друзей и родных, защищать всех, кому я сейчас была как мать, и от кого зависела их жизнь; защищать тех, кто подчинялся моим приказам и так верил мне. Ведь это я завела их в западню...
Но главный ювелир вел себя как-то не так, как я ожидала. Он просто упал на стул и тупо соображал, молча, смотря на стену. И на подобранную им одну из общих карточек Царской Семьи.