СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ
Шрифт:
– Наши мужчины настоящие герои, – ласково сказала она. – Нет ничего страшнее наших мужчин... Они богаты и щедры... Они бесподобные мачо и не думают о счетах... Они пришли гульнуть так, чтоб страна ахнула... – Саня ласково положила свою руку на его. – Но больше десяти тысяч долларов ты от меня не получишь, – жестко и резко закончила она совсем неожиданно.
Саня незаметно от мужчин передала ему пачку долларов, сунув ему ее в руку. Сказав это так спокойно и твердо, что даже я вздрогнула и потупилась, настолько это было естественно
– И если ты надумаешь превысить этот лимит какими-то штуками, то это будет подарком мальчикам от тебя... – она сказала это так властно, будто королева, что в этом нельзя было сомневаться. – И еще, – она твердо, но ласково остановила его. – Если кто начнет свободно приставать к нашим девочкам, а мальчикам захочется показать, какие они крутые, платить за мебель я не буду... И сомневаюсь, что они это будут делать...
Она отпустила его и нежно улыбнулась. Тот угодливо и почтительно закланялся, а потом кинулся принимать заказы нашей разошедшейся компании.
И начался такой пир горой, что небеса ахнули.
Мы уплетали самые изысканные деликатесы и дичь, ели икру ложками и что-то горящее в огне, баранов, запеченных целиком и акулу в каком-то соусе, хохотали, пили лучшее вино, а потом я потребовала тортов, как в детстве. Впрочем, вместо вина я пила свой любимый сок, ибо “детям” категорически все запретили даже пригублять вино. Как когда-то в детстве, я потягивала сок из трубочки, кося глаза по сторонам, и разбиралась с лучшими пирожными и тортами. Певец пел перед нашим столом, а официанты бегали, как угорелые.
Кое-кто заглядывал внутрь, но на нас даже не обращал внимания, осматривая в основном тихие углы.
Тот древний седой сухонький и какой-то прямой, как военный, старик упрямо смотрел на меня. Вернее на мои драгоценности. Как уставился, так и не прекращал. Он даже беседовать перестал со своим собеседником – только молчал и смотрел. И что-то изредка отрывисто отвечал своему собеседнику. Он так тоскливо смотрел на эти чертовы гранаты, будто в них был смысл его жизни, и любовь, и ушедшая жизнь...
Мне было нехорошо от его взгляда, и я дважды смущенно оглядывалась и застенчиво съеживалась, стараясь стать меньше.
– Ты имеешь успех! – поощрительно сказала Оля, уплетая пирожное и смотря на зал. – С тебя не сводят глаз!
Я ответила шуткой, хоть мне хотелось зареветь от такого внимания. Вечно мне не везет! Вообще Оля вела себя слишком вольно. По ее приказу принесли чемоданы, и теперь она со счастливым лицом все время бегала за занавеску и меняла наряды один за одним из своей коллекции, демонстрируя, как они сидят. Мужчины с восторгом встречали каждое ее появление.
Оля вдруг усмехнулась и поглядела мне за спину. Я оглянулась – старик медленно поднялся, видимо на что-то
– Старик – какой-то аристократ, я не помню, – тихо сказала мне Саня, незаметно наклонившись к моему уху. Она сказала так, чтоб они не услышали, будто случайно потянулась за пирожным. – А вот спутника я, к сожалению, знаю. Это главный в этом сборище ювелиров, он гениальный мастер и к тому же владелец не только сети ювелирных магазинов, но и занимается переправкой зарубеж старинного ювелирного антиквариата. Он меня учил, но, по счастью, не знает моей профессии...
– Брить и садить?! – одними губами, так, чтоб это не было видно, спросила я, широко улыбаясь своей компании.
Старик упорно медленно пробирался между столами, слегка задыхаясь. На него стали оглядываться.
– Успокойтесь, Евгений Иванович... – пытался удержать старика его спутник.
– Если он сделает тебе гнусное предложение, – мрачно и зло зыркнул на него боец, что сидел рядом со мной и опекал меня, – он пролетит на свое место одним шагом и на одном дыхании, не касаясь ни стола, ни пола! – выплюнул он.
– Не злись Викинг!
– Ненавижу тех богатеньких буратино, кто думает, что ему все позволено! – проскрипел тот, словно собирался защищать меня.
– Успокойся... Она одета так, что чтоб сделать ей гнусное предложение, ему надо иметь все русские банки, а не счета, – буркнул белобрысый. – Скорей он хочет поухаживать!
Я чуть не съела их. Во всяком случае, подавилась пирожным.
Они с старцем подошли и в упор меня рассматривали. Тонкие линии лица старца исказились. Я заметила, что он совершенно не смотрит в мое лицо, даже раз не глянул, и что он с моноклем, и он близорук.
Но когда он увидел вблизи набор, то побелел, задыхаясь, словно умирал от горя и того, что увидел. Так что все обратили на него внимание. Люди оборачивались со всего ресторана. И немудрено – цвет лица его менялся так быстро, словно по нему бежали волны.
Он потянулся руками к моей груди к брошке.
Я резко дала ему по рукам.
– Что вы себе позволяете! – прошипела я.
– Извините, можно нам посмотреть драгоценности, я ювелир, так любопытно? – вежливо и элегантно спросил его спутник, пока старик рукой вцепился в гранатовое колье и держал его, будто цепь с меняющимся лицом.
Все уставились на нас. Да и действительно, было на что посмотреть – лицо было белым, красным, пепельно-серым...
А когда он неслушающимися пальцами подтянул к себе деталь украшения на груди, на которой было написано – Татьяна – и про которую Саня сказала, что это новодел, с ним случилось что-то не то.
Он словно хотел крикнуть изо всех сил, и не мог!
На то, что происходило здесь, обратили внимание уже все, хоть это еще было негромко.
И тогда он хрипло тихо закричал. Закричал тихо, интеллигентно, отчаянно, грубо, безнадежно...