СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ
Шрифт:
Саня выхватила их у меня из рук. Посмотрела, потом оглядела всех, и усмехнулась. И стала одевать мне то, что выхватила из рук, вместо первых.
– Гениально... – сказал кто-то. – Это как же придумано! Если кто не знает, попадется обязательно. Три фальшивки вверху!
– Вор возьмет фальшивые сверху, дурак подумает, что все фальшивые внизу, незнающий уверится, что фальшивые и отстанет... – процедил белобрысый. – Только знающий возьмет тяжелый чудовищный футляр с пустышками.
Они все смотрели на меня в упор, и бойцы пристально разглядывали меня, будто я какое-то неизвестное чудовище.
Я недоуменно оглядывалась.
– Меня смутило это громадное театральное ожерелье! – кусая губы, смущенно сказала Саня, со злостью отодвигая его и не смотря на всех. – Оно так брошено тут в кучу, что вместе с тремя фальшивыми драгоценностями в этих бросающихся в глаза выступах создает впечатление, что это фальшивки! Ибо таких больших камней никогда не было на свете, и каждому это ясно.
Я поспешно прижала это громадное ожерелье к груди. Не знаю почему, но оно, наоборот, мне понравилось. Грубоватой работы, оно было странное – тусклый металл, громадный пошершавевший кристалл размером с мой кулак в центре, будто очень старое непрозрачное от непогоды стекло, слегка шершавое, точно оно лежало долго где-то на ветру годами; круглые и такие же не гладкие матовые громадные камни размером с куриное яйцо вокруг основного громадного кристалла с кулак, тусклый металл, не похожий на золото, ибо золото не тускнеет... Мне чудилась сила... Боясь, что его у меня отнимут и выкинут, я быстро одела его на шею. Мне понравилась почему-то буква Е и цифра II, из металла, единственный изыск на ожерелье. В противовес грубоватой силе, с которой оно было сделано и тусклым старым матовым камням, буква выглядела так по-женски, что я захотела одеть его на себя. В нем было что-то близкое душе. К тому же, искаженные временем поверхности поддельных камней, будто стекло в море, выглядели вполне прилично под древность.
Я с силой сжала его рукой, чтоб не сняли.
Саня нахмурилась.
– Оставь! – сказал белобрысый, как-то странно смотря на меня и на ожерелье. – По крайней мере, они хоть примут благодаря нему весь набор за подделку, и не будут так обращать внимания на то, сколько на ней надето, раз ей захотелось надеть весь набор. Оно ей идет!
– Единственное, что меня примиряет с тем, как она их получила, это то, что это гранаты – полудрагоценный и совсем не модный камень, – сказала непонятно кому Саня, прикалывая к платью очередную непонятную деталь. – Поэтому гранаты стоят сравнительно недорого, и, возможно, если считать по цене материала, она еще и переплатила...
Кто-то хмыкнул совершенно неверяще, и ехидно ухмыльнулся.
– Правда, настолько дерзкой и изысканно поражающей работы я еще никогда не видела, особенно на белом фоне, у меня аж руки дрожат... – продолжила Саня, застегивая на мне очередную деталь. – Если б не было этого рисунка эмалью на внутренней стороне крышки, что куда на платье прикреплять, ни за что не догадалась бы...
Все хмыкнули, рассматривая меня и рисунок, на который поглядывала Саня. Они вместе с Олей в четыре руки сейчас споро одевали на меня чудовищной красоты облачение, а я молча смотрела перед собой, будто девчонка на выданье, ни на что не реагируя.
Оля завистливо качала головой, уставившись на меня, хоть сама была увешана большими драгоценностями, как елка.
– Надо потом на экспертизу дать и тщательно обследовать футляр и весь набор... – тихо сказала Саня. – Не нравится мне этот старый футляр, почему на нем надпись Татьяна и корона?
Все ухмыльнулись.
– Понятно почему!
– Вечно тебе самое лучшее, Queen… – завистливо проговорила Оля, быстро прикалывая мне очередную брошь и сравнивая их с рисунком, и откидываясь, чтобы сравнить их на мне.
– Для полного счастья не хватало только, чтоб ты мне завидовала, – наконец, ухмыльнувшись, выговорила я.
– Значит, ты очень счастлива... – со вздохом проговорила Оля, беря очередную деталь и чуть отклоняясь, чтоб рассмотреть меня.
Я же меланхолично смотрела в окно медленно пробиравшейся в пробке машины, не отвечая. Грузовики с солдатами заслоняли нас с обеих сторон и двигались мы преимущественно небольшими рывками по несколько метров. Солдатам в кузовах, видимо, это тоже не нравилось.
Оля с Саней прикалывали и одевали бесчисленное количество непонятных деталей на платье.
– Тут, смотри, фантастический рисунок получается... – сказала с восторгом Саня.
Я повернула голову, и посмотрела на коробку. Но вместо рисунка на крышке увидела, что угол коробки слегка отстает.
Я протянула руку и потянула за уголок. И вытянула из под неплотной замши несколько старых-престарых пожелтевших писем.
– Сиди! – оборвала меня Оля. – Не мешай!
Она попыталась отобрать у меня письма, но я уже читала.
– Любимая Таня... – медленно прочитала я, с трудом рассматривая в полумраке салона выцветшие слова. – Только и думал, что о твоих словах... Ты пишешь, что о нашей тайной помолвке нельзя никому говорить, иначе это подвергнет меня опасности и меня тоже посадят под арест, и я не смогу сохранить себя, не смогу помочь вам... – дальше шли неразборчивые строки. – Милая, милая, милая, верю, что этот кошмар пройдет без следа...
Я подняла голову, ибо Саня дернула меня.
– Странные какие-то буквы... – сказала я.
– Да оно написано в старой орфографии! – вырвав у меня из руки ветхую бумажку одной рукой, сказала Саня. – Нечестно читать старые письма, подписанные каким-то графом Евгением... “твоим милым Женечкой”... Дай мне, я изучу их, мне надо точно определить происхождение драгоценностей... Ее ведь расстреляли девушкой, я должна выяснить, откуда вы взялись... – она пронзительно посмотрела мне в лицо, – ...Танечка!
Я выпустила письма из ладони, пожав плечами и ничего не поняв. Она так зло взглянула мне в лицо, что я не стала с ней сориться и выдирать их, ведь все были и так напряжены до невозможности. Машина медленно двигалась в пробке, и, безоружные, мы все были как на иголках. Не удивительно, что Саня несет бред и заговаривается, мне и самой было немного неприятно смотреть на солдат наверху. От нечего делать они сверху разглядывали наши машины, а сквозь щели было видно, как дважды мимо промчались по тротуарам мотоциклисты...
К тому же я не могла читать, потому что это мешало Оле и Сане прикалывать рубиновые драгоценности узором.
Пока мне надевали безделушки, я краем уха слушала разговор белобрысого с кем-то из начальства. Он вел его, забившись в противоположный угол, и думая, что я не слышу. Но я была не настолько занята одеванием. Одеванием были заняты Саня и Оля. Я же с неподвижным лицом смотрела в окно, давая им себя одеть, как куклу.
– Это ты? – мрачно спросил белобрысый.
– Поздравляю!!! – завопил голос в телефоне, в реве которого угадывалось рычание того его начальника, который матерился. – Гениально!