СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ
Шрифт:
Я мрачно смотрела на его беловатую голову.
– А, он белобрысый, его заметно... – с досадой сказал боец слева.
– Ничего, пусть идет сюда, – равнодушно буркнула Саня за занавеской, немало не встревоженная моим тоном и печалью, – я ему такую прическу сделаю, что никто не узнает, даже родная мама...
Я широко раскрыла глаза. Я стала ожидать, что можно сделать с белой шевелюрой, чтоб родная мама не узнала. Лихорадочно прикидывая в уме все виденные ужасные варианты женских причесок, пока Саня причесывала его в то время, когда Оля причесывала
– Я это сделаю за минуту! – пообещала Саня.
От удивления я просто села на стул и, забыв про все, уставилась на занавеску, заворожено ожидая чуда. Я просто ожидала. Сегодня, увидев Олю и ловкость Сани, я уже верила всему. Я даже не соображала, что веду себя как трехлетний ребенок. Я ничего не могла с собой поделать, меня просто другое не интересовало, я обо всем забыла. Меня не интересовали даже солдаты в комнате, я сидела к ним спиной и затаенно ждала, когда занавес раздвинется.
И он вышел.
– Ну, вот и все... – сказала Саня, с шумом снимая с него простыню и выталкивая к нам.
Я увидела его и ахнула, схватившись за пулемет.
Он был совершенно лыс. Из-за занавески вышел роскошный крутой. С лысой, как колено, головой, блистающей под лампой, в дорогом костюме, с сигарой в зубах.
Все ахнули и перекрестились.
– Да... – в ужасе отшатнулась я. У меня невольно жалобно вырвалось киношное: – Сыночек, ты кто?
Раздался громовой гогот.
Вспомнив, что Оля обещала научить меня такое делать с людьми, я поспешно сказала:
– Нет, не надо меня этому учить...
– Это не я, а Саня делала... – обижено заявила Оля за занавеской, щелкая ножницами. – У нее профессия такая... А одеваешься ты дурно!
Я не поверила. Я еще раз с восторгом оглядела платье и забыла обо всем. Я закружилась вокруг себя, рассматривая так, что оно слегка взвилось, не обращая внимания на мужчин. Я была вне себя от радости.
– Надо же, поглядишь, можно подумать, что это совсем ребенок... – сквозь зубы сплюнул генерал.
– Когда ее ранили первый раз, ее тоже можно было принять за трехлетнего ребенка! – резко оборвал его белобрысый.
Я пришла в себя и, наконец, обратила внимание на разговор. Мне что-то в нем не понравилось насчет младенца, но что, я пока не понимала. Меня это сердило, как всегда, когда я не могла сообразить, о чем речь, и скрывала это.
Я обернулась к генералу, чтобы посмотреть в его противное лицо.
Он был гол. Трусы у него были розовые.
– Почему вы не одеты? – сквозь зубы спросила я в шоке. Перед ним лежал роскошнейший костюм с бантами, пампасами, разного цвета. Прекрасный костюм! И галстук яркий, красивый, бабочкой. Генерал же лихорадочно перебирал свертки в Олиных чемоданах.
– Потому что они перепутали мой костюм и положили не туда сверток для меня, – раздраженно сказал генерал.
Оля выглянула из-за занавески на его слова, и, увидев, что он делал и как разворачивал и растрепывал ее драгоценнейшие нежнейшие платья из коллекции, дернулась.
– Что вы делаете!? – ахнула она, рванувшись и пытаясь остановить разгром.
– Неужели вы не видите, что я ищу купленный для меня костюм!!! – злобно рявкнул генерал, пытаясь вырвать из Олиных рук очередной сверток.
– Так вон он лежит! – отталкивая его с силой, крикнула она почти сквозь слезы, показывая на гибридный костюм. – Я выбрала вам самый лучший из коллекции сама!
Я поглядела на пестрое мужское одеяние, которое являло собой просто гениальное произведение дизайнерского интеллекта. Оно было неповторимым. Печать королевского величия чувствовалась на всем, особенно на этих кружевах и оборочках. Древний стиль аристократа, восемнадцатый век.
– Что? – в шоке дернулся генерал. Он даже отпрыгнул. – Я это не одену!!! Если меня кто-то увидит в этом одеянии, я могу вообще не приходить в генеральный штаб. Я не ...!!!! Я вам не... !!! Я вам это припомню!!!
Все мужики отчаянно хохотали.
Я же не понимала, чем человеку не нравится это прекрасное платье... тьфу, модельный костюм под старину. А потом задумалась.
– Проблема, как нам сесть в две машины такой громадной компанией на глазах всех солдат... – пробормотала я, сразу забыв про генерала, уже не смотря на генерала, и все мгновенно замолкли. – Вот если б мы сажали раненного авторитета после операции, – я ткнула в белобрысого, – возле него крутилась бы красавица жена, приехавшая за ним, так тревожащаяся за него, помогая сесть в “линкольн”, – я ткнула в Олю, – и окружала авторитета бы его суетящаяся охрана, подхалимы и телохранители, помогая ему дойти до машины... – я ткнула рукой в его бандитов, – то мы могли бы влезть в эти роскошные машины.
Меня никто не слушал. Едва я только начала говорить, все они сами начали работать и забегали. Я ничего не понимала.
Я посмотрела на генерала. Он тоже ничего не понимал, потому что сидел голый, жалкий, и отчаянно уставился на костюм, разложенный перед ним. Он заплакал, на него неотрывно глядя.
– Оставьте человека наедине с его горем, – фыркнула я.
Но тут дернулась Оля, когда уже многие выходили... Она мрачно посмотрела на генерала и сказала, что в магазине ей там, кажется, дали просто в нагрузку какой-то мужской дешевый костюм в качестве рекламы новой коллекции Воронина. Но он подойдет разве шоферу. И она кинула, сжалившись, поискав, ему сверток.
Генерал схватился за него, как за дар свыше, и мигом кинулся за занавеску. С таким лицом, будто ему мир подарили.
– ...И шоферы, и носильщики для “линкольна” нам тоже нужны... – сказала задумчиво ему вслед Оля тоном спасительницы. – А то какие баре без слуги!
Генерал дернулся. Он был счастлив и так. Я только покачала головой. Двое бойцов быстро и решительно складывали мои сумки в брезенте в освободившиеся чемоданы, закладывая платьями сверху. Теперь, вместо двух громадных сумок мы имели два громадных чемодана, не считая тряпок Оли.