СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ
Шрифт:
Я ввизгнула и отскочила, ибо они попали на ногу. Это в мгновение стала баня.
И только потом я сообразила, что нахожусь абсолютно голая в ванне с троими мужиками и одной развратной девкой. Мне до этого в голову даже не пришло, затаив дыхание, что мужик прижимает меня к абсолютно голому телу...
Я завизжала.
Но Саня мгновенно зажала мне рот.
– Успокойся, оно не взорвалось... – тихо буркнула она.
Я ахнула.
– У меня даже рот раскрылся, когда я увидел, что она его включила... – пожаловался второй боец, глядя на стерилизатор, эту печку. – Сердце остановилось.
В это время в дверь ванны осторожно просунулась любопытная голова бойца, широко раскрыла глаза, уставилась на меня и ехидно сказала, покачав головой:
– Разврат на рабочем месте, начальник!
Он дословно повторил слова белобрысого белобрысому. Это было слишком для моей ранимой души. Я отчаянно ойкнула, дернула в угол и с визгом прикрылась простыней, закрывшись вместе с лицом.
Естественно, такие действия привели лишь к тому, что сюда всунулись еще любопытные головы.
– Это неслыханно! – сказал покрасневший как рак генерал, оглядывая нас с побелевшим от потрясения и праведного стыдливого негодования лицом. Уничтожающе глядящий на голую компашку в одной ванне. – Я всем расскажу, чем вы занимались в самый ответственный момент, вместо того, чтобы стрелять!!! – возмущенно крикнул он.
Саня невозмутимо повернулась к нему, немало не смущаясь, что голая, прекрасная как королева или греческая статуя.
– У вас кончились патроны, сэр!? – презрительно и надменно спросила она. Она стояла точно богиня, для которой нагота – священна. – Вы не могли СТРЕЛЯТЬ?
Раздался отчаянный хохот.
Я так и не поняла, почему эти люди так отчаянно хохочут. И, схватив простыню, прорвалась сквозь них из запаренной ванной и заорала сквозь слезы:
– Все вон отсюда! Я буду одеваться! – яростно крикнула я, захлебываясь.
Я поняла, что меня плохо обидели. Надо мной часто смеялись так, и я просто дрожала и не могла ничего думать от обиды и горя, когда так происходило. Я отчаянно боялась и ненавидела это всегда. Одна рука не попадала на другую и не могла взять одежду рукой.
Поскольку они были в трусах и голые, и их выгоняли в коридор, они растеряно в неловкости застыли и застыдились.
– Все вон! – жестко и властно сказала Саня голосом командующей матери, обняв меня и заслонив собой, будто хотела защитить от них. – Вы своими глупыми сальными шутками обидели и напугали совсем ребенка!
Она поглядела на них так строго, так яростно сверкнула глазами, как я увидела, что они потупились.
Белобрысый, увидев мои слезы, почему-то прошел по всем обжигающим тяжелым взглядом, и они все виновато поежились.
– Здесь есть маленькая кладовка, – быстро нашлась Оля, – мужчины могут зайти туда, если выйти голыми в коридор их уже смущает...
Я посмотрела на крошечную каморку два на полтора шириной и, не выдержала. Я хихикнула вопреки обиде, представив в узенькой коробочке почти взвод голых мужчин.
Оля тут же бросилась ко мне и стала тереть мою голову схваченным полотенцем, а Саня, заметив ширму возле кровати, мгновенно задернула ее и сама толкнула нас туда и сама быстро оказалась там.
– Если кто сюда заглянет, убью! – пообещала она мужчинам, задергивая ширму и прячась за ней.
Те ожили.
Пока Саня стала вытирать меня, Оля быстро шастнула к своему чемодану и принесла какой-то сверток с надписью.
– Это для тебя... – заявила она, раскладывая чудесный костюм, от вида которого у меня перехватило дух. Дело в том, что у меня никогда не было такого красивого платья. Я стояла, широко раскрыв глаза, как ребенок, не в силах оторвать завороженный взгляд. Я ахнула.
– Это мне? – не веря, что это счастье случилось со мной, спросила я. Я совсем ошалела, и не решалась даже прикоснуться к нему. Сколько я мечтала о таком платье, когда все, что у меня было, умещалось в одном ящичке шкафа, где были джинсы и платье, оставленное мне женой брата. Я мечтала, что я выйду в таком платье, а не в своих старых тщательно выстиранных джинсах и аккуратно заштопанном видавшем виды свитере, и все будут думать, что я... Но даже скопить на него у меня не было даже надежды, а мечтать о том, что брат догадается и подарит мне такое, было тем же, что и получить от тетки на завтрак вместо гречки пир на шесть персон из лучшего ресторана...
Пока теперь Саня усиленно терла мои волосы, Оля ловко одевала и пеленала меня в шелковое белье и платье. Наверное, она готовилась в модели, потому что делала это на редкость профессионально. Я не успела и оглянуться, как была одета.
Кто-то из бойцов профессионально распотрошил комнату и нашел фен, которым Саня сушила мою голову, а Оля задумчиво рисовала прическу.
– Жаль, что фен только один, – в сердцах сказал белобрысый.
– Вы можете совать голову в стерилизатор ненадолго... – не подумав, брякнула механически я, а потом быстро спохватилась. Ибо я помнила, что мои догадки люди как-то не так встречают. Но было уже поздно.
Комната за занавеской грянула хохотом так, что занавеску отнесло немного в сторону вихрем воздуха.
– Почему вы все не одеты?! – мрачно спросила я вместо ответа, увидев на мгновение их голые тела, оставшиеся как есть. Вернее часть тел сквозь занавеску. Кажется, они раздумывали. Лучшая защита – нападение.
Я заметила, что они почему-то затравлено сидели голые перед разложенными Олиными платьями с унылым видом.
– Они не оденут эти юбочки! – тяжело отрезал белобрысый. – После этого команду останется только закрыть...
– Конечно, у Вас слишком волосатые ноги, – поспешно перебила я его, спеша извиниться перед белобрысым. И робко добавила, смущаясь и еле тихо выговорив. – Юбки слишком короткие, а я заметила по волосам на ваших ногах, вы слишком долго не делали эпиляцию...
За занавеской раздался такой гогот, что занавеску откинуло.
Глава 37.
Я дрогнула, поняв, что сказала что-то не то. Это было неправильно...
Я совсем смешалась, разозлилась, испугалась и снова хотела отчаянно зареветь. Я так хотела произвести на новых друзей хорошее впечатление, чтоб они думали, что я умная, и теперь оттого, что они поняли, что я просто дура, мне хотелось застрелиться и пойти и рыдать в одиночку. Я не могла смотреть на них.