Суд Линча
Шрифт:
День клонился к вечеру, а впереди оставались ещё кое-какие дела, не очень важные, но на потом их не отложишь. Надев пиджак, Денисов сладко потянулся и сел за руль. Странное дело, большое беспокойство вызывал сейчас этот бывший мент Мельников. Эта странная встреча на бульваре два дня назад. Когда-то в школе Денисов изучал теорию вероятности. Эта теория почти не оставляет места в жизни случайностям. Нет, эта встреча не была случайностью. Оставайся Мельников ментом, все встало бы на свои места: пасет его, Денисова, взял, так сказать, шефство. Но Мельников
Денисов уже несколько раз воспроизводил тот самый разговор в салоне «Жигулей», когда Мельников вдруг предложил подвезти его до дома и ему, Денисову, не оставалось ничего другого, как с благодарностью согласиться. А ведь в тот вечер у него были совсем иные планы, и домой он ехать не собирался, но сел и поехал вместе с Мельниковым, Разговор как разговор, вроде ничего особенного, обычная трепотня двух соседей, у одного из которых возникли неприятности. Кем бы Мельников сейчас ни работал, чьи бы интересы ни представлял, свою пулю он заслужил, выпросил. «Только не надо торопиться, только не заводись – сказал себе Денисов. – Этот бывший мент никуда не денется, его всегда можно достать».
Поставив машину перед окнами своей квартиры, Денисов наскоро пообедал в обществе тетки, молча созерцавшей его скромную трапезу. Проглотив плохо разогретые котлеты, он заварил в чашке растворимый кофе, достал сигарету и, скомкав в кулаке пустую пачку, бросил её в мусорное ведро. «Что там сказал профессор Синенко насчет питания?» – подумал он, уставившись глазами в теткину спину, полусогнутую над кухонной мойкой. Пустив из крана воду, она сосредоточенно мыла оставшиеся после обеда грязные тарелки.
– Тетя, обождите с посудой, позже домоете, когда я уйду.
Тетка обернулась на него через плечо, выключила воду и поставила чистые тарелки в сушку. Вытерев руки посудным полотенцем, села на табурет через стол от племянника, посмотрела на него бесцветными водянистыми глазами. Это был странный взгляд, полный то ли сожаления, то ли грусти. Денисову на секунду показалось: все слова, что он теперь собирается сказать тетке, она уже знает наперед, ею раскрыты все его самые дальние планы.
– Хотел с вами, тетя, поговорить о важном деле.
– У тебя, Сережа, какие-то неприятности? – под взглядом этих водянистых теткиных глаз Денисову сделалось неуютно.
Начиная разговор, он хотел говорить с теткой напрямик, поставить её перед фактом – и точка. Пусть себе бесится, стонет или рыдает. Шуметь не в теткиных привычках, но если все-таки она заведется, то быстро остынет. Но сейчас что-то мешало Денисову сказать все приготовленные слова, внутренний голос подсказывал: это горькое сообщение лучше чем-то сдобрить, каким-то соусом, жалостью к себе, к своей болезни, например.
– Не хотел я затевать все это, – так и не пояснив, чего именно он не хотел затевать, Денисов свернул на другое. – На днях я побывал у Синенко, у психиатра. Известный профессор, светило мирового масштаба. Профессор следит за развитием моей болезни довольно давно, вот так, – Денисов выдержал паузу, подумав, что говорить полуправду легче, чем резать правду-матку.
– Этот Синенко действительно выдающийся специалист, с его мнением считаются все психиатры мира. Он сказал, дела мои плохи. Так и сказал, без обиняков, по-мужски. За последние месяцы болезнь прогрессировала.
– Да, но ведь приступы у тебя вроде бы чаще не стали происходить, – тетка хотела добавить ещё что-то, но Денисов поспешил её оборвать.
– Число приступов – это лишь игра цифр. Важно, как далеко зашли изменения в мозге. Мое состояние за последние полгода ухудшилось. Если так пойдет дальше, мне грозит слабоумие, возможно, через год, возможно, через два. Но итог один – слабоумие. Я превращусь в животное. Избежать, вернее, отсрочить его наступление можно, только если я решусь начать серьезное лечение, – сейчас, когда Денисов говорил правду, ему не было жалко самого себя. Он верил – худшего с ним не случится. – Нужно ложиться в клинику, хорошую клинику. Не в ту бесплатную забегаловку, где лечат, вернее, отправляют на тот свет дебилов. Пичкают их всякой психотропной дрянью, пока те остатки разума не потеряют, а потом… Словом, нужно лечиться, а не умирать.
– Конечно, Сережа, если профессор сказал…
– Но тут есть небольшая загвоздка. У нас в России эпилепсию, и судорожную и бессудорожную формы, не лечат. А чтобы лечиться за границей, нужны деньги, – тут Денисов сообразил, что тетка при всей ограниченности её кругозора, возможно, знает, что и за рубежом эпилепсию не вылечивают. – Да, за границей эту болезнь лечат, – повторил он с внутренней убежденностью в голосе. – Вопрос только в деньгах. Знаете, тетя, сколько я зарабатываю? На хлеб хватает, но ничего лишнего себе позволить не могу. Я принял трудное решение. Словом, деньги мне взять негде, поэтому я решил продать нашу квартиру.
Предвидя возражения тетки, он помахал перед собой растопыренной ладонью, как бы отметая все эти ещё не сказанные слова. Но тетка не издала ни звука. Денисов подумал даже, что она не поняла его слов, и вслух повторил, что их квартира продана, точнее, будет продана буквально на днях. Тетка кивнула головой, значит, поняла.
– Вы знаете, тетя, как я люблю нашу квартиру, знаете, с каким трудом она мне досталась, – он кашлянул в кулак. – Но здоровье дороже четырех стен. Ваши интересы не будут ущемлены. Вы переедете в прекрасную комнату на Ленинском проспекте.
Денисов подробно в восторженных выражениях описал тетке комнату алкоголика Ткаченко, особо напирая на то, что в квартире только одна соседка, и та одинокая старуха. Если старушка скончается, её освободившуюся комнату можно будет купить на законных основаниях. К тому времени он, Денисов, уже полностью излечившийся, вернется обратно в Москву, и деньги у него наверняка заведутся. И тогда они снова заживут по-семейному, как сейчас.
– А эта соседка – совершенно очаровательная бабка, очень интеллигентная, порядочная, – сказал Денисов, единственный раз мельком видевший в конце коридора коммуналки какую-то согбенную старуху в замызганном халате. – Я уверен, вы с ней подружитесь крепко. Станете помогать друг другу и все такое. Правда, там, в комнате, требуется ремонтик небольшой, косметический. На ремонт я дам денег. Как видите, прежде всего, я о вас думаю.