Суд Линча
Шрифт:
– Вот у Вована надпись на плече: «Не забуду мать родную!», он обещал и мне сделать такую татуировку, – радостно заявил Петр.
– Отлично, – вмешался в разговор майор, – и ты всегда будешь помнить мать, в смерти которой, оказывается, ты не виновен.
Павел Семенович на кухне своей квартиры завтракает. Антонина в халате и в бигуди подает мужу завтрак.
– Я помню, когда ты кандидатскую защищал, я письмо Ларисы два дня не показывала тебе. Была уверена, что ты бросишь все, побежишь брату помогать. Вчера получила это письмо от Петра, прямо испугалась. Думала, опять что-то не так, и опять в день защиты диссертации. Открыла, прочла, успокоилась. Ты извини, что я открыла твое письмо, я боялась, подумала плохое. Когда прочла первые предложения: «Здравствуй, брат, я жив, здоров,
– Решили они с Ларисой после освобождения остаться там жить. В леспромхозе ему обещают выделить комнату. Ему там какую-то выгодную работу обещают, не пишет, какую. Просит выслать ему несколько моих старых костюмов, которые, как он пишет, профессору не к лицу надевать, а ему в тайге – самый раз. Сейчас пока в тюремной робе ходит, а после освобождения ему надевать нечего. На накопленные деньги Ларисы хотят обставить комнату.
– И костюмы, и пальто, и даже ботинки свои, которые уже не носишь, собери и отправляй, товарищ профессор. Брат уже тебе присвоил это звание. – Антонина стучит по деревянному подоконнику и плюет через левое плечо. – Да дай бог, чтобы ты защитился сегодня.
– А ты что, сомневаешься?
– В тебе я никогда не сомневалась, – целует в щечку мужа и кричит в сторону комнаты. – Машенька, папа уходит, иди, пожелай ему ни пуха ни пера.
На кухню заходит дочь Павла Семеновича – Маша, уже взрослая девушка, девятиклассница, в ночной пижаме, обнимает отца, целует и говорит:
– Ни пуха, ни пера, папочка!
– К черту, к черту, доченька! – Берет свой кейс и выходит из квартиры.
В спортивном зале школы идут соревнования между классами по волейболу среди девочек. За команду девятого класса «А» играет Маша Антонова. Она играет очень хорошо и разыгрывающие игроки часто стараются подбросить ей мяч под удар. И после каждой удачной атаки ее одноклассники скандируют «Маша! Маша!».
В спортзал заходит завуч, модная дама в короткой юбке и на высоких шпильках. Она обращается к учителю физкультуры, который в данный момент со свистком в руке судит матч:
– Сергей Тихонович, на минуточку остановите игру, я хочу делать небольшое объявление.
После очередной потери мяча судья дает длинный свисток и жестом показывает: тайм-аут.
– Внимание! Все слушают меня! – громким голосом говорит завуч. – Здесь какие классы? Девятые «А» и «Б». Значит, так: администрация плавательного бассейна «Дельфин» по просьбе нашей школы выделяет для нас тридцать абонементов на следующий месяц. Дирекция школы решила отдать эти абонементы в первую очередь тем ученикам, которые участвуют в соревнованиях по плаванию в сборной команде школы. Оставшиеся абонементы затем могут выкупить желающие. Значит, из девятых классов, – разворачивает бумагу и читает, – Козлов, Севастьянова, Силкин, Антонова и… и… и Филиппов. Завтра всем перечисленным ученикам принести деньги.
Завуч уходит, судья дает свисток на продолжение матча.
На кухне у Антоновых дочь Маша с матерью ужинают. Дочь говорит матери:
– Мама, велели завтра принести деньги, выкупить абонементы в плавательный бассейн «Дельфин».
– Дочка, ты представляешь, у меня уже денег не осталось. Вчера решила зайти на «Рижский» рынок, раньше я любила там делать покупки, давно туда не заходила. Наша перестройка ощущается там особенно. Перестраиваются только цены в геометрической прогрессии и только вверх. Все деньги оставила там, а купила меньше половины того, что наметила взять. Я отцу твоему давно говорю, что пора и мне устраиваться на работу, на одну зарплату сейчас трудно стало жить. Он говорит: «Жене профессора не к лицу стоять у прилавка». У отца зарплата только в начале следующего месяца. Он много денег потратил на ремонт своего «жигуленка». Придет, узнаем, остались ли у него деньги. Если нет, попросим с книжки снять.
Павел Семенович в пижаме сидит на диване и смотрит телевизор, где то и дело прерывается передача и показывают рекламу МММ. Он в сердцах плюет и выключает телевизор.
– Фу! Не дают спокойно смотреть телепередачи. До чего же надоела эта реклама. Это чистое насилие над телезрителем. Полощут наши мозги, как хотят. Сидя у телевизора можно и рассудка лишиться.
Так долгий период времени Павел Семенович включал телевизор, смотрел, злясь не только на рекламу, но на все передачи, которые вызывали у него раздражение. А таких передач в этот исторический период было весьма много, ибо события, происходящие в стране, одобряли не все телезрители. И, естественно, коммунист Антонов Павел Семенович не мог смотреть на эти события одобрительно. Каждый просмотр подобных передач заканчивался тем, что он либо в сердцах выключал телевизор, либо негодовал. Вот он смотрит о путче ГКЧП, вот дальнейшая разборка их деятельности, вот сообщение о Беловежских соглашениях, вот толпа людей несет по Тверской улице Москвы огромное полотнище российского трехцветного флага, вот вооруженные люди на грузовиках направляются к Останкинской телебашне, вот Мстислав Ростропович, прилетевший в Москву, с автоматом в руках защищает Белый дом, вот танки с моста прямой наводкой обстреливают Белый дом и из окон верхних этажей валит густой дым, и, наконец, во весь экран телевизора сияющий портрет Ельцина. И всегда Павел Семенович либо злился, либо ехидно улыбался, либо выключал телевизор.
И вот он, сидя на диване, читает газету, в сердцах бросает ее на диван и кричит:
– Антонина, ты представляешь, день коронации Ельцина сделали всероссийским праздником, а советские и пролетарские праздники постепенно ликвидируют. Вот дерьмократы!
– Что ты их хаешь? – из кухни отвечает Антонина. – Вы сами, коммунисты, затеяли эту перестройку, демократы продолжили ваше начинание, а потом попутно и вас оттолкнули от власти.
– Коммунисты о народе думали, правда, и о себе не забывали, но это мелочи. А эти дерьмократы совсем не думают о народе. Только стремятся как можно больше прихватизировать. Придумали какую-то ваучеризацию, якобы для справедливого разделения государственного добра между его населением. Ваучер, стоимостью, как минимум, машина «Волга», Дмитрич, наш сосед с первого этажа, продал за две бутылки водки и рад. А я сколько лет копил на «Волгу»? Думал, поеду моего внука из родильного дома привезу домой на «Волге», а теперь на эти деньги я куплю только четыре наваренные покрышки к моим старым «Жигулям». Как можно было так обесценить российский рубль? Коммунисты никогда бы не допустили такого. – Уже сел за стол на кухне, и жена стала ему подавать еду.
– А что же вы, коммунисты, так без боя, бездарно сдали свои позиции? – с упреком заметила Антонина.
– Знаешь закон кораблекрушения? Когда тонет корабль, его первым покидают крысы, а капитан покидает последним. У нас же получилось наоборот: первым покинул тонущий корабль КПСС его капитан, а крысы этого и ждали, они не просто разбежались, а под торжественный марш тех, кто стремился потопить его, уходили гордо, стараясь прихватить с собой что-нибудь ценное. Вот почему опешившая от такого поворота команда очухалась только тогда, когда корабль уже лежал на дне. Ну ладно с этой политикой, как бы нам в аэропорт не опоздать. Ты поедешь со мной брата встречать?
– Поеду, конечно. Как он звонил – «прилетаю с женой»? Я уже лет десятьт не видела Ларису. Увижу – не узнаю. А брата твоего не видела и того больше. Если бы не сходство с тобой, я бы, наверное, не узнал его.
– А сам-то я, когда видел их в последний раз? Когда ездил к ним, он еще был в колонии, отбывал свой срок. Помнишь? Он хотел себе харакири сделать.
– Раньше он почаще писал, то помощь просил, то с днем рождения поздравлял. Последние лет пять вообще что-то писать перестал. Вот что я думаю: у тебя два костюма, которые ты вообще не носишь. Они хоть поношенные, но не замызганные. Отдашь их брату. Я из своих нарядов кое-что отобрала, Ларисе отдам. Если она не обабела, ей подойдут, мы с ней были одинаковой комплекции. Они, наверное, у нас останутся, мы их разместим в Машиной комнате. Как он говорил, надолго останутся в Москве?
– Он говорил: «Мы проездом, на кругосветку, в свадебное путешествие». Какой-то чудной стал, пойми его. Велел обязательно приехать в аэропорт.
– Может быть, их с одного аэропорта на другой надо перевозить, просят помочь. Тогда я все эти тряпки соберу в одну кипу, возьму с собой, если домой не заедут, я их там вручу.
Вот они едут на стареньком «ВАЗ-2103» по дороге в аэропорт Домодедово с небольшой скоростью в правом ряду. Слева то и дело их обгоняют на большой скорости различные иномарки, новые «девятки», «Волги».