Суд Рейнмена

Калько Анастасия Александровна

Одинокий голубь».

– А у вас злой язык, Антон, — заметила Синдия. — судя по письму, Рейнмен — болезненно само-любивый человек, а вы тут несколько раз сильно его задели. Если письмо появится в газете, Рейнмен за-хочет ответить. Может, удастся втянуть его в диалог и чем-то заставить его раскрыться.

– А если появятся все три письма, эффект будет ещё лучше! — подхватила Иветта, надписывая свой конверт. — И знаете, что надо сделать, чтобы их опубликовали сразу же? — она вытащила из кошелька сотенную купюру и вложила в конверт. — Хоть редактор отдела писем и вопит чуть ли не в каждом но-мере, что она печатает письма и фотки кумиров по заявкам от души, а не за денежку в конверте, но не-давно её

видели на журналистской тусовке в туфельках, которые на одну зарплату явно не купишь.

– Взятка? — задумчиво спросила Синдия. — но что поделать, если сейчас так надёжнее, — она вло-жила в своё письмо сто гривен.

– Ну, девочки, богатые Буратино, как же мне, бедному менту, за вами угнаться? — картинно засто-нал Антон, вытаскивая кошелёк.

– Бедный мент! — покатилась от смеха Иветта. — это ты-то! А квартиру, которая тебе от тётки по завещанию отошла, возле Алмазного пляжа ты сдаёшь? Ну, то-то! Ладно, Тошка, не красней, мы тут все свои, сплетничать и осуждать не станем!

– И всё равно сотня для меня не такие копейки, как для вас, — Антон вложил в конверт две купюры по пятьдесят гривен.

– А мы и не думали, что для тебя это копейки, — примирительно сказала Иветта.

Отвезти письма в абонентский ящик «Мозаики» отправили Антона.

– Теперь остаётся ждать результатов, — подытожила Иветта.

– Надеюсь, они нас не разочаруют, — кивнула Синдия.

Синдия разговаривала по телефону с мамой, наконец-то разыскавшей новый телефон дочери из своего Рейкьявика, и между репликами жевала сырные чипсы «Макси» — готовить ужин было лень.

Мать оживлённо рассказывала, что у Хансена в Москве возникли какие-то проблемы со стройкой, что в Исландии только что прекратился сезон дождей, но с моря постоянно задувает ветер и до обеда над городом туман густой, как вата, приходится зажигать фары и не отпускать клаксон. Хансен через две недели прилетит из Москвы, и они отправятся в отпуск в Майами — отдохнуть под солнцем от туманов и холодов. Синдия рассказала, что устроилась на новом месте неплохо, живёт по соседству с самим Тао Брэкстоном, и недавно ездила в Ялту на концерт Меладзе и получила от него в подарок новый диск с автографом. В прокуратуре она хорошо сработалась с новым коллективом и сейчас занята расследованием, и недавно купила себе кота. «А я надеялась, что ты хоть в Причерноморске найдёшь себе кого-нибудь! — вздохнула мать. — А у тебя одна работа на уме, да ещё детективы, ДВД и Меладзе. И в кого ты такая?» «В тебя, мама, в кого же!» «И снова чипсами хрустишь? Ты же женщина, ты должна уметь вести хозяйство, а не набивать рот всякой химией! Как ты можешь так питаться?» «Спроси у себя!» «У тебя на всё ответ готов. Это уже от отца…» Наконец Синдия положила трубку. Пакет опустел. В программе передач на вечер не нашлось ничего интересного даже по кабельным каналам. «Каменная гроза» давно прочитана. И для своего расследования Синдия ничего сделать не могла. Она уже успела узнать, что Михаил и Женя ездили первого июля в Ялту и были на концерте, а внедорожник «Нива» Михаил приобрёл 12 февраля текущего года (купил для хозяйственных нужд или заранее готовился?)… «Не спеши с выводами и не будь предубеждённой! Твоя ошибка может дорого стоить невиновному человеку!». Ехать в Цветочное, проверять покрышки «Нивы»? Пожалуй, одна из героинь Донцовой или Устиновой так и сделала бы, под покровом темноты, во всём чёрном, в автобусе, чтобы не «светить» свою машину доехала бы до Цветочного, прошмыгнула бы на территорию посёлка под носом у охраны, перелезла бы через забор коттеджа, исцарапавшись и порвав одежду, проникла бы в гараж, отбив себе коленки, с замиранием сердца проверила бы покрышки «Нивы», и с непременным для детектива леденящим страхом поняла бы, что узор — «тот самый», а потом изобретала бы способ удрать из-под носа некстати приехавших на дачу родственников прокурора или самого Михаила, случайно подслушав изобличающий разговор, с миллионом приключений добралась бы до дома, а после чашки кофе и сигареты в горячей ванне позвонила бы Иветта Мальковой или Антону Платову и сообщила бы, что раскрыла преступление. Но жизнь не похожа на детектив, тем более на иронический…

Звонок в дверь донесся, словно из какого-то запредельного расстояния. Синдия даже не сразу поняла, что это звонят в её дверь. С запозданием она взглянула на экран домофона. И увидела Павла.

– Простите, что так поздно ломлюсь, — сказал Уланов. — Надеюсь, вы меня впустите?

Открывая дверь, Синдия как всегда с запозданием спохватилась, что в гостиной у неё не прибрано: пакет из-под чипсов так и лежит на диване, на ковре рассыпаны крошки, коробка для диска Меладзе валяется на диване, а пепельница переполнена. И Джеймс, поросёнок, наверное, притащил куриную ножку из своей миски под кресло. Словом, обстановка — только гостей и принимать. Хотя вряд ли в холостяцкой квартире Павла идеальный порядок.

Павел был в своих любимых джинсах из блестящей чёрной кожи и чёрной майке, обтягивающей мускулистый торс и открывающей могучие руки. Причёска — «а-ля Стюарт Халиц» из первого сезона «Грозовых камней». Прихожая сразу наполнилась запахом экзотического одеколона писателя.

– Здравствуйте, Павел, — Синдия улыбнулась, украдкой бросив взгляд в зеркало. После конфуза перед Валерием в Ялте она стала щепетильнее относиться к тому, в каком виде она встречает гостей.

Сегодня она была в тугом трикотажном топе без бретелек и свободных тренировочных брюках. Топ подчёркивал высокую грудь, тонкую талию и руки с небольшими, но крепкими мускулами и красиво оттенял лёгкий загар. Под пристальным взглядом Павла Синдия застеснялась своих голых плеч и чересчур подчёркнутой груди и решила по мере сил скрывать неловкость.

– Проходите в гостиную, Павел. Извините, у меня там небольшой беспорядок. Что-то я в последнее время разленилась…

– Видели бы вы мою квартиру, — весело откликнулся Павел. — Когда я жил с родителями, мне здорово влетало за неубранную комнату, а с тех пор, как я отделился, я окончательно слетел с тормозов. В бытовом плане я жуткий лентяй.

Услышав, что хозяйка заходит в гостиную не одна, Джеймс под креслом на минуту перестал терзать куриную ножку, вышел из-под стула и остановился, склонив набок ушастую голову и с интересом разглядывая незнакомого человека.

– Это и есть ваша гроза угонщиков? — спросил Павел, опускаясь на колени перед Джеймсом. — Даже не знаю, стоит ли мне пытаться его погладить, вдруг он и меня цапнет!

– А за что? — ответила Синдия, убирая за спиной Павла диск в коробочку и ставя его на полку и забивая пакетик из-под чипсов между спинкой и сиденьем дивана. — Ведь вы не собираетесь посягать на мой автомобиль?

– А здоровяк какой, — Павел потрепал кота по ушам. Джеймс вначале деликатно уклонился от незнакомой руки, потом обнюхал пальцы Павла с незнакомым запахом дорогого табака и такой же дорогой туалетной воды. — Вояка! Чем же вы его откормили?

– Он не капризный, ест всё. Хотя предпочитает «Фрискис», это для него лакомство. А съесть он может всё что угодно. Он уже всех дворовых котов построил, — Синдия рассмеялась. — Чужих котов гонит со двора, и даже собаки от него шарахаются. Он недавно одну сторожевую собаку за нос тяпнул.

– Так это его работа? — изумлённо выгнул брови Павел. — Зубы у него как у акулы. Охранник, помню, орал, что на таких котов и собак для охраны не надо. За что он так бедного пёсика?

– Не знаю, без меня случилось. Говорят, собака молодая, глупая, ещё не до конца обученная. Подбежала познакомиться или поиграть, а потом ей что-то в голову взбрело, зарычала на Джеймса. А он ей в ответ вцепился в нос. Охранникам его пришлось облить водой, чтобы он не загрыз собаку.