Суд времени. Выпуски № 01-11

Млечин Леонид Михайлович

1929 годы — цены на продукт падают. Продать по бросовым ценам. Но получить это золото и валюту. Любой ценой. Первое.

Второе. На эти деньги купить станки и ввести их назад. Я хочу только подчеркнуть одно — люди страшной ценой получали эту валюту. Но они виллы себе не строили. Понимаете? И яхты не покупали. Они машины ввозили сюда, чтобы население не погибло потом в войне. И не оказалось под фашистами.

Следующий этап. Следующий этап. Надо строить корпуса, а рабочей силы нет. Значит, вот эта сила, побежавшая из деревни, она частью своей идет в трудовые армии, чтобы строить корпуса, а частью встает

к станку.

Следующий этап — их каким-то образом надо приводить в индустриальное состояние. Все это драконовское законодательство. И все прочее.

Так страшно запускалась машина модернизации. Но она везде запускалась страшно, понимаете? Это не то, что у других стран мира, есть какая-то сусальная благая история, а у вас история — это сплошной кровавый абсурд. Везде это делалось так. Но нигде и никто не делал это за 10 лет. Нигде и никто в мире не делал это за такой срок и с такими результатами. Вот в чем, как мы считаем, плюс. И только то, что это удалось сделать к 1939 году, только это позволило выиграть войну. Страшной ценой выиграть и все что угодно.

Теперь скажите мне, если все это крестьянство так ненавидело происходящее, представляете, как бы оно восстало, как бы оно сбросило…

Сванидзе:Сергей Ервандович, вы обращаетесь к залу или к своим свидетелям?

Кургинян:Я обращаюсь сейчас ко всем. Ко всем обращаюсь. Потому что, мне кажется, что наступил момент истины. Момент, когда нужно говорить ту правду, которую скрывают. Вот в чем цена и вот в чем смысл. Вот за что умерли ваши предки. Вот ради чего были совершены ужасные злодеяния. Они были совершены, и они спасли страну. Они действовали как люди в истории. Вы имеете право…

Сванидзе:Сергей Ервандович, Сергей Ервандович…

Кургинян:…на эту историю. Такую же, как другие страны.

Сванидзе:Спасибо. Сторона обвинения имеет возможность задать вопрос свидетелям стороны защиты.

Млечин:Достопочтенный мой коллега — защитник, отказался от допроса собственных свидетелей, видимо, нечего спросить. Нечего спросить и мне.

Сванидзе:Это его личное дело.

Млечин:Конечно. Да. Могу ли я задать вопросы своим свидетелям?

Сванидзе:Сейчас вы имеете возможность задать вопрос свидетелям стороны защиты.

Млечин:Я отказываюсь, благодарю вас.

Сванидзе:Спасибо. Тогда обвинение, теперь вы можете произнести какой-то тезис или задать вопрос…

Млечин:Да, я хотел бы…

Сванидзе:…своим свидетелям.

Млечин:Скажите, как колхозники относились к колхозам? Если можно, коротко, мы уже так много сказали.

Рогалина:Да, да. Вы знаете, послания во власть, письма во власть крестьянские сейчас широко известны — это самый главный такой личный материал. Так вот ключевые слова эпохи, что встречается в письмах: Соловки, барщина и бесхозяйственность. Соловки — ими пугали сверху, а снизу, так сказать, жаловались, что что же с нами делаем местное начальство. Так, барщина это то, что они называли, получая немного натурой и ничего деньгами. Но это отдельная и тяжелая страница. И понимаете, когда

умирали от голода, а у них отбирали, не скирдуя, хлеб и везли на железную станцию, а там стоял солдат с винтовкой, и они видели, как умирают их дети, а здесь гниет хлеб… Так же было и со станками — треть станков не работала, неквалифицированная рабочая сила, не целостный этот самый процесс индустриальный и т. д. издержки. И, наконец, бесхозяйственность — ключевое слово. И вот они жалуются, думают, что это у них председатель такой. Он, пишут, бабник, он пьяница и троцкист, т. е. они даже пользуются словами, которых не понимают. Для них, что троцкист, что плохой тракторист — одно и то же. Ну, вот такая идет жалоба. А наверху снимают и очищают таким образом.

Млечин:Благодарю вас.

Сванидзе:Сергей Ервандович, можете задать вопрос свидетелям обвинения.

Кургинян:Скажите, пожалуйста, вы действительно не ставите ни в какую связь индустриализацию и коллективизацию? Вы действительно не понимаете, что без этой форсированной индустриализации мы бы не выиграли войну? Вы действительно не считаете, что сталинская цифра 10 лет — нам нужно за 10 лет совершить этот прыжок, оказалась верной? Вы не знаете, как специалисты, что все остальные совершали эти прыжки за чудовищное количество времени? Жертвы оправданы или нет, историей и всем остальным? Вот то, что я сказал, это для вас не аргументы. Но ваши собственные аргументы, ваше чувство правды, экзистенциальное чувство — оно что вам говорит?

Кудюкина:Я сразу хочу сказать, что вы приписываете нашей стороне те вещи, которые мы не говорили.

Кургинян:А что вы говорили?

Кудюкина:Подождите.

Кургинян:Как? Я имею право задать вопрос.

Кудюкина:Нет, я понимаю, но…

Кургинян:А что вы говорили?

Кудюкина:Я тоже имею право высказать свое мнение. Итак, конечно, модернизация, в том числе и форсированная, это была необходимость. Разговор идет о другом. Те материальные и людские ресурсы, которые предоставила государству коллективизация, были растрачены без-дар-но! Это совершенно точно.

Кургинян:Простите, я просто спрашиваю. В результате, пусть чудовищно и как-то, индустриализация осуществлена была?

Кудюкина:Да, конечно.

Кургинян:Да. Она могла в эти сроки быть осуществлена иначе? С этим контингентом, с этой партией, с этими всякого рода вахлаками и негодяями. Могла быть осуществлена иначе?

Кудюкина:Вы очень хорошо сказали, вы сами ответили на свой вопрос.

Кургинян:Конечно.

Кудюкина:С этой партией коллективизация проводилась так как она шла, со всеми ее чудовищными совершенно проявлениями…

Кургинян:Мы с вами согласны.

Кудюкина:…она шла не в интересах страны.

Кургинян:Как не в интересах?

Кудюкина:Она шла не в интересах народа.

Кургинян:Стране не нужна была индустриализация?

Кудюкина:Она способствовала сохранению режима.