Судьба и другие аттракционы (сборник)
Шрифт:
— Ты уничтожила человечество, Стоя! — трясет ее Марк.
Я пытаюсь содрать его руки с плеч Стои.
— Человечество нашей прародины! — кричит Марк. — Одного с нами вида. Просто они стартовали чуть позже, и всё! — Марк с силой отталкивает меня. Я отлетаю, едва удерживаюсь на ногах. Бросаюсь на него. Мы оба падаем.
Мы катались по глине, пропитанной кровью, салом и грязью. Мы останавливаемся. Запах и грязь смерти остановили нас.
Марк сел, я пытался подняться, но проскальзывал в мокрой жиже.
— За два-три века они сожрали бы всех гирэ. — Вдруг сказала
— Вот именно что знаю! — Марк встал, сплюнул кровь. — Ты убила миллионы еще не рожденных людей, уничтожила будущую цивилизацию и культуру. Умертвила будущего Будду и Христа.
— Гитлера и Сталина. — Стоя отвернулась от него. Марк подал мне руку, помог подняться (острая боль в моей кисти и тупая в колене). Обошел вокруг Стои, так, чтобы снова быть перед ее лицом:
— Ты и вправду считаешь себя вправе?!
— Мы все трое знали, — Стоя смотрит ему в глаза, — что опоздали. Знали, зачем летим сюда. Ни ты, ни Джон не выбили у меня это. — Стоя пнула пулемет. — Не попытались даже. Мы все хотели, чтоб так! — Стоя указала на трупы. — Нравственное чувство требовало этого. А теперь, — попытка улыбки у Стои, — то же самое чувство хочет гуманности и добра?
— Каким широким жестом ты показала сейчас! — трясся Марк. — А теперь давай-ка возьмем крупным планом. «Вот!» — он ткнул в пару. Они так и остались сидящими, прислонившись к большому камню (это из тех, кому досталась первая очередь). Они обнимались. Она положила голову к нему на плечо. Он держит в своей руке ее пальцы. У них на коленях один на двоих кусок мяса на длинной кости, с которого все еще поднимался пар.
«Или вот!» — ребенок. Его улыбка. Мозг вытек на щеку, дополз до горла, чуть-чуть на грудь и уже подсыхал, образовывалась корочка. «Вот!» — Марк метался по лугу, тыкал пальцем. «Вот!» «Вот!» Я чуть не наступил на трупик девочки.
— Желудки этих детей набиты мясом Сури. — Скажи ему, Джон!
Я молчал.
— Они уничтожили то, что было лучше нас, — почти что шепот Стои. — Я спасла мир, который — она запнулась, — чище нашего. Это меня не оправдывает, так? Я не хочу оправданий. Потому что их нет?! А так бы вцепилась в любое, пустяшное самое, в одну лишь надежду, в намек на него, в тень оправдания. Но чтобы Земля повторилась здесь?! Не надо. Ты слышишь, не на-до!
— Я пришлю наших роботов, — вдруг сказал я. — Они приберут здесь всё. А Сури мы будем хоронить вместе — мы и гирэ. — Ужасная фальшь предстоящих, самим по себе совершенно правильных действий. Я говорил и видел — они понимают, но не мог уже остановиться.
— Хочешь очистить эту землю? — перебил меня Марк. — Соскоблить с нее смерть? И всё пойдет своим чередом? Всё наше продолжится здесь? А вот этого — он небрежно махнул рукой в сторону трупов, — просто-напросто не было. Всего этого уже нет! Посмотри-ка, Стоя, каким покоем веет от этого луга. Сколько вечности в небе над ним.
— Заткнись. — Усталый голос Стои.
— Мы хотели стать богами для гирэ, — снова кричит Марк. — Пусть такими вот, осторожными от избытка опыта
— Нет никакого естественного хода! — я не думал, что вообще смогу разлепить губы, но я кричал. — И не может быть, раз существует Разум. «Естественный ход вещей» — фикция Разума. Кстати, у гирэ ее нет вообще.
— Теперь уже есть, — усмехнулся Марк.
— Хорошо, представь, — перебиваю я. — Некий Разум посещает Землю. Разум, очевидно, достигший немыслимых высот, иначе бы не добрался до нашего захолустья. Сверхразум сверхцивилизации и еще множество всяческих «сверх». И вот, предположим, он оказывается на нашей планете в самый разгар Освенцима — что делать Сверхразуму?
— А это уже зависит от того, что начертано на его знаменах: «невмешательство» или «прогресс», — эта усмешечка Марка была мне всегда ненавистна, — ускорение чужого прогресса, может быть, даже не ради него самого, а в пользу гуманности или чего-то такого, по сравнению с чем гуманность лишь первый этаж, подготовительный класс и всё такое.
— То есть Сверхразум, вполне вероятно, мог пройти мимо Освенцима, посчитав его «естественным ходом вещей»?
— Он мог не вмешаться, — Марк чуть не вступил в лужу крови (мы, оказывается, говорим с ним по ходу, идем по лугу) — посчитав Освенцим проявлением прогресса, а может быть, даже и гуманности. — У Марка дрожат пальцы.
— Цивилизация, будь она гуманоидная, негуманоидная, — говорит Стоя (получилось, мы описали небольшую окружность вокруг нее и остановились перед ней, вот так в упор. Я отстранился, чисто рефлекторно, потянув за собой Марка), — не станет вмешиваться, пока не поймет… И тут возможны два варианта: они не поймут или поймут все, но не вмешаются, дабы не нарушать нашей Свободы воли.
— То есть этот Разум сыграет для нас такую роль трансцендентного Бога? — взвился я.
— А ты, — Марк своим указательным пальцем уперся в грудь Стои, — отказалась от этой величественной и бесчеловечной роли, перебив их всех?! Это очень по-человечески.
Стоя с отвращением убрала его руку.
— Вот ты носитель земного Разума, — продолжал Марк — представитель человеческой сверхцивилизации вмешалась, не поняв вообще ничего. — Марк сделал паузу, но сам же ее и скомкал. — Стоп! А если ты и вмешалась потому, что как раз всё поняла?!
— Мы все сделали это. Мы мчались сюда не спасать Сури, а убивать людей. — Стоя подчеркнуто сказала «людей», а не «их». — Но я в отличие от вас, здесь ты Марк, прав, поняла всё. И уже после первой очереди.
— И не остановилась?!
— Я не хочу крови, грязи истории вместо мира Сури. Я права. Ну а что, что моя правота мне не по силам… мои проблемы. Вам-то что здесь.
— Но ведь был и другой путь. — Я отбежал на несколько метров от них, споткнулся об чью-то руку, повернулся к ним, прокричал. — Поднять этих людей до себя! Хотя бы попробовать. Мы должны были. Мы не вправе были упускать такую возможность! Дать шанс им, себе самим, в конце-то концов!