Судьба и другие аттракционы (сборник)
Шрифт:
Стое кажется, фиолетовый «мамонт» знает, что ему не переплыть. Я не уверен. Мы с ней начинаем спорить. Спорим азартно. Наконец, Стоя смеется и прижимается ко мне, обхватывает руками вокруг талии. Я обнимаю ее за плечи. Мы долго стоим так.
— Этот народец, кажется, невзначай убил в нас покорителей Вселенной, — у Стои, как я уже писал, часто бывает не разберешь, всерьез она или же иронизирует.
— Мы никогда ими и не были, — отвечаю я, — даже когда были.
— Как жаль, что тебя не слышит Марк.
— Человечество всё умножало и умножало свободу. Мы много от чего стали свободными за все эти века. А вот бы свободы от самих себя…
— В пользу глубины?
— Так сказали бы гирэ. И я бы сказал. А сейчас не знаю.
— Вот мы здесь, — говорит Стоя, — и всё это время мы будто перерастаем свои истины, смыслы. Упоительно, да? Но я вдруг наткнулась на это милое словечко «будто».
— Мы на самом-то деле давно уж привыкли к отсутствию истины. Нам удобнее так? Во всяком случае, нам не страшно.
— У нас Цели, да? Они интереснее, захватывающее, духоподъемнее, нежели смыслы? И уж точно, что реальнее, так сказать, осязаемее.
— Цели истинны. И некоторые из них даже очень.
— Ну конечно, — фыркает Стоя, — мы же только изображаем из себя уставшую цивилизацию. На самом деле, у нас первобытный аппетит.
Уже вечером, так получилось, что я подслушал разговор Сури и Хейи. Насколько я понял, конечно, — при мне же не было лингвотрансформера.
— Наш гость, — это гирэ, пришедший откуда-то с окраины конфедерации, — говорит про какую-то опасность, что надвигается с Юга. — Это третий материк планеты, отделен от нашего узким проливом, что был назван Стоей Гибралтаром. — Как ты считаешь, Сури?
— Он путешественник, Хейя. Переносчик слухов. Хотя, конечно, такие слухи у нас впервые.
— Он сказал: «Уже пролилась кровь».
— К тому же он мистический поэт, — успокоил себя самого Сури, — и эта пышная фраза может означать у него вообще что угодно.
10. Заложники самих себя. Меньшее зло
Мы обсуждали с Марком строительство домов для гирэ. Увлеклись, стали спорить. Наш спор получается страстным, я, защищая свое, почти что уже кричу. Ясность пришла внезапно.
— А ведь ты, Марк, хочешь спровоцировать гирэ! — ясность была отвратительна. — Ты уже соблазнил их!
— В смысле? — деланная невозмутимость Марка.
— Дать технику существам, которые только смогут пользоваться ею, но не воспроизводить!
— Ты явно недооцениваешь хобот, — попытался отшутиться Марк.
— Они уже заложники нашего киберхлама! — кричу я.
— Хорошо, вот представь себе, — наши предки в неолите. Кто-то из них мог бы быть компьютерным гением или же замечательным биохимиком, я не знаю. Но они, ты пойми, в не-о-ли-те! Максимум, что в их силах — усовершенствовать метод загонной охоты или изобрести лук. А я дал шанс! Сделал так, что компьютерный гений здесь и окажется таковым. А биохимик будет работать в лаборатории как ему и положено. Ты только представь, если бы у наших предков была такая возможность. Какой-нибудь Белый коготь открывает периодическую систему элементов, я не знаю. Понимаешь ли ты, чертов морализатор?! Это и есть свобода. Это и есть Добро. Да, они противоречивы. Но ты же всегда был за сложность, так? А здесь как раз усложнение мира гирэ на путях добра и свободы.
— Ты берешься самонадеянно усложнять мир, что не проще, быть может, сложнее нашего, хотя бы в бытийном своем измерении.
— Ты тоже взялся за это, Джон. И у тебя неплохо получалось, что делает тебе честь как специалисту, или скажешь, я соблазнил тебя?
— Нам надо остановиться, Марк.
— Может, лучше спросим у самих мамонтов?
— Спросим, конечно. Только сначала расскажем им всё.
— Бунт на корабле? — усмехнулся Марк.
— То есть ты мне запрещаешь?
— Вы чрезвычайно догадливы, бортинженер Гордон. Это радует.
— А если я не подчинюсь?
— В соответствии с Положением и Уставом в условиях отсутствия связи с Землей власть командира корабля становится абсолютной.
— Всё понятно, Ваше Величество, — я сделал движение, чтобы уйти.
— Я вас не отпускал, Гордон. Мы остановились на том, что вы предложили блочные коттеджи с имитацией пещерного интерьера в комнатах.
— Без меня, — говорю я.
— Я понимаю ваши чувства, но не могу позволить себе такую роскошь как реализация проекта без участия столь ценного специалиста как Джон Гордон.
— Придется.
— Это неподчинение, — Марк был абсолютно серьезен.
— Ты, Марк, оставляешь мне только два варианта: всадить тебе пулю в лоб — это первый. Себе самому в висок — это, как ты, наверное, уже догадался, второй. — Я пытаюсь свести к шутке, к такой вот дружеской пикировке, имитирую ту деланную грубость, за которой (есть такой штамп) теплота чувства старинных приятелей, но вижу уже, что все бесполезно. И все равно пытаюсь.
Марк прекрасно понял эти мои жалкие потуги.
— Актом суицида ты вступишь в противоречие с собственной проповедью, — Марк наслаждался. — Это будет соблазн для гирэ. Что же касается низвержения командира Кегерна — Стоя на моей стороне. Она сама тебе скажет.
— Да, Джон. — Стоя здесь?! Я не слышал, как она вошла, значит, сие представление было устроено для нее! Я почувствовал себя преданным.
— Мне отвратительно то, что делает Кегерн, — продолжала Стоя. — Но начатое нами придется довести до конца. Мы же не можем вот так взять и забрать у них компьютеры и фотонные генераторы обратно, как игрушки у детей в песочнице.
— А вы пробовали когда-нибудь, хоть что-то отнять у ребенка в песочнице? — подхватил Марк.
— Если мы сейчас остановимся. — Стоя говорит, демонстративно не глядя на Марка, — выйдет как раз то, о чем ты, Джон, только что говорил. Меньшим злом будет все-таки довести до конца.
— Когда я затеял все это, — Марк теперь говорит совсем другим тоном. — Я был искренен, как и вы. Так же, как и вы, радовался первым плодам. Тем более что это наша прародина. А потом вдруг… Я не смогу, пожалуй, объяснить здесь.