Судьба и другие аттракционы (сборник)
Шрифт:
— Если воплотится мечта, исполнится желание, — задумался Арбов, — может быть, изменится сама эта правда, перестанет быть столь жестокой или же стыдной?
— А что, если правда такова, — возразил ему Ветфельд, — что, узнав ее, он открывает бессмысленность мечты, отказывается от воплощения… чтобы не осквернить мечту собой или же воплощением?
— А были те, кто получил не котенка все-таки, а возможность создать шедевр, обессмертить себя? — спросила Лидия.
— Были, — кивнул управляющий, — но они, как правило, упускали главное, тем самым обворовывая свои будущие шедевры, заранее задавая им пределы, загоняя в рамки. А бессмертие, что же… оно может быть достаточно плоским.
— Ну, а как насчет разных там наполеонов, гитлеров, бен ладенов и прочих? — поднял руку Арбов.
— Я же говорю, — управляющий был терпелив, — приходят за мечтой, получают правду, но в их случае это бессмысленно, а в своем праве на воплощение они не сомневаются, в отсутствии воплощения видят происки, заговор, так что мы стараемся отсеивать таких на подступах. К тому же с ними скучно.
— А те, кто пришел, предположим, избавить близкого человека от рака? — Лидия заставила себя спросить невозмутимо.
— Их оказалось не так уж много, — отвел глаза управляющий, — не тех, кто пришел, а тех, у кого это действительно было тем самым желанием .
— А вторая категория приходящих к вам? — Ветфельд сидел весь покрытый потом.
— Те, кто приходит за другим вариантом судьбы. Они, в свою очередь, подразделяются на тех, кто хочет изменить судьбу, и тех, кто просто хотел бы посмотреть: как было бы, если… Из-за них, наверное, мы и стали называть происходящее здесь аттракционом.
— И что? — напряженное лицо Лидии.
— Чаще всего у них один вариант не-судьбы меняется на другой. — Управляющий обрывает самого себя. — Не хочу ёрничать здесь. Новый вариант часто оказывается «лучше», что ли, может быть, счастливее, но это опять же именно не-судьба.
— А вы что, так вот знаете, где одно, где другое, — перебивает Лидия. — Каким прибором вымеряли, на каких весах?
— Где уж нам, — вздохнул управляющий. — Но чего-то нет у всех у них во всех их вариантах. И если бы не было чего-то такого, недостижимого — нет того, что может, должно быть, они упускают… — Управляющий сбивается. — У них не получится никогда.
— Почему вы выбрали именно нас? — этот жесткий голос Лидии.
— Потому, наверное, что вы все трое не знаете сами, чего хотите от нашего аттракциона, зачем вообще приехали сюда.
— Но я-то знаю, — громко, но как будто сама себе говорит Лидия. — То есть я знала. — После короткой паузы. — И что? Эти мои рефлексии тоже учтет ваш аттракцион, когда будет решать: осчастливить ли меня воплощением мечты или порадовать правдой?
— Правда? — пожал плечами Ветфельд. — Что, я не знаю правды о себе?
— Она страшна или горька? — не зная сам почему поддел его Арбов.
— Она унизительна. — Ветфельд встал и вышел.
— Как было бы просто, если б наши аттракционы (во множественном числе будет точнее) наделяли счастьем, — сказал управляющий. — Но оказалось, далеко не всем на самом деле нужно было счастье.
6
— Какой чудный сад, — говорит Арбов. — И на такой небольшой, да что там, крошечной территории.
— Он ровесник отеля, — сказала Лидия. — Я спросила у портье. А и хорошо, что небольшой. У пространства надо брать пятачок, кусочек и обустраивать, а не притворяться, что соразмерны пространству всеми этими своими розами, клумбами, вазами.
— Смотрите! — в глубине сада Арбов обнаружил карусель. Деревянные лошадки, дельфинчик, ослик, пара оленей на небольшом круге. Карусель для самых маленьких в отеле, куда вообще не принимают с детьми.
— Это и есть их аттракцион? — улыбнулась Лидия, когда они подошли, погладила морду лошадки.
— А ведь она сделана тщательнее, чем это бывает обычно, — заметил Арбов.
— Да, действительно, — удивилась Лидия. — Ей пытались придать индивидуальность, кажется, и наделить лиризмом. Нельзя сказать, что так уж и получилось, но все равно, трогательно.
Арбов толкнул круг. Как ни странно, он поддался. Со скрипом, скрежетом сделал пол-оборота.
— Садитесь, я вас покатаю.
— Как-то вас жалко, — улыбнулась Лидия, — да и лошадок тоже.
— Надеюсь, в нашем случае, — Арбов еще раз толкнул, и фигурки проплыли еще где-то четверть оборота, — круг не метафора.
— Уж точно, «слезем не там, где сели». — Вдруг даже зло сказала Лидия. — Извините, конечно, за цитату.
— Раз мы приехали сюда, — Арбов не принял ее тона, — раз добились, выдержали заочный, но, должно быть, свирепый конкурс, согласились на все их тесты и сканирования, значит, надеемся . И почему мы вдруг должны стесняться надежды, не понимаю? — После паузы: — Я в саму поездку, в оплату, — погладил по голове карусельного дельфинчика, — здешних аттракционов вложил почти что все свои сбережения.
— Ну, если так, я замолкаю, — съязвила Лидия.
— Я не то говорю, я понимаю, но до меня дошло вдруг — у меня не было надежды никогда раньше. Я принимал за надежду то одно, то другое, но всё это было так — по инерции, из конформизма, от общего оптимизма (я оптимист, оказывается!) И вот сейчас впервые.
— На что вы надеетесь? — сухо спросила Лидия.
— Представьте себе заштатного литератора, к тому же дважды разведенного и прочее, да… Всё остальное легко дорисуете сами.
— Ну да, — кивнула Лидия, — самолюбие, энное количество яда в крови. Неужели вы попросите для себя вот у этого вот, — она кивнула на карусельку — шанс на новую «Войну и мир» какую-нибудь или же на «Братьев Карамазовых»?
— Я не настолько глуп, Лидия. К тому же, после сегодняшней вводной от нашего управляющего… Да и если бы это не было глупо, даже если бы очень умно — всё равно бы не попросил. Уже не попросил бы.
— Вот как? — глянула Лидия. — А на что же тогда надежда?
7
Вечер. Огни, ароматы, небеса вечера. Арбов, Ветфельд и Лидия заходят на веранду ресторана, что с видом на костел Марии Магдалины, занимают столик.
— Надо же, двадцать лет назад я сидел за этим самым столиком, — говорит Арбов. — Кажется, скатерти были другого цвета.