Судьба начертанная кровью

Дженсен Даниэль Л.

– Нам нечего обсуждать.
– Бьорн ухмыльнулся, глядя на рыжую, и я поборола желание стукнуть своим кубком по его голове.
– Ты скоро сама узнаешь, мой отец удивительно искусен в переиначивании историй и мифов так, чтобы они подтверждали его мысли. Если птица нагадит ему на голову, он найдет, что рассказать, чтобы это выглядело посланием самого Одина. Но иногда, Фрейя, это просто дерьмо.

Сказав последнее, он отвернулся от рыжей. Его взгляд остановился на моих сжатых кулаках.

– Почему на тебе перчатки? Здесь жарко.

–

Из-за того, что под ними, - огрызнулась я, чувствуя на себе внимание окружающих. Судя по их хмурым лицам, некоторые из них были не в восторге от слов Бьорна о его отце, хотя я сомневалась, что ему есть до этого дело.
– Ты видел шрамы. Татуировки. Боги явно решили, что мне нужно напоминание о том, что поступки имеют последствия, но это не значит, что я должна всю ночь смотреть на них.

Бьорн поднял глаза от моих рук, чтобы встретить мой взгляд.

– Я думал, ты ни о чем не жалеешь.

– Не жалею.
– И я не жалела.

Он оперся локтями на стол.

– Тогда почему ты прячешь руку?

Я моргнула, подбирая слова, потому что моя рука - это не то, о чем я пришла сюда говорить.

– Потому что она уродливая. Вот почему. Никто не хочет на нее смотреть, и уж тем более я!

Бьорн наклонился через стол, прижавшись ртом к моему уху.

– В тебе нет ничего уродливого, Фрейя, и в твоих шрамах, которые ты заработала, защищая свою честь и семью, тоже, - сказал он.
– А эти татуировки - знак того, что в твоих венах течет кровь богини. Ты должна носить их с гордостью, а не прятать, словно клеймо позора.

– Я пришла поговорить не об этом.
– Мой пульс участился.
– То, как я выгляжу, не имеет никакого значения.

Бьорн осушил свой кубок и с грохотом поставил его на стол.

– Тогда сними их. Сними их, и мы обсудим все, что ты хочешь обсудить.

Я тяжело сглотнула, чувствуя, как глаза Илвы прожигают меня.

– Ты пьян.

– Ты тоже.
– Он снова наклонился через стол.
– Сними их, Фрейя, или я начну думать, что ты жалеешь. А если это так, то я могу начать относиться к тебе по-другому.

Я вздрогнула - признание того, что он вообще что-то обо мне думает, было поразительным.

– Меня мало волнует, что ты или кто-то еще думает обо мне.

– Докажи это.

Его голос был полон вызова, и он взывал к моей душе. Мне захотелось ответить на него. Я не была трусихой, и даже если доказать это означало совершить какую-нибудь глупость, я была намерена это сделать.

– Отлично.

Сняв перчатки, я бросил их в огонь, и белая шерсть превратилась в пепел. Затем я повернулась, уперлась локтями в стол, сцепив пальцы, и уставилась на него. Не обращая внимания на то, что мое сердце бешено колотилось.

– Удовлетворен?

Выражение его лица изменилось, но не до отвращения. Вместо этого его глаза засверкали от дьявольского восторга, а медленная улыбка, появившаяся на его губах, заставила мое сердце заколотиться.

– Еще нет.

В мгновение ока он

вскочил на стол и потянулся ко мне.

– Что ты делаешь?
– потребовала я, но Бьорн не удостоил меня ответом, лишь сомкнул руки на моих запястьях и поднял меня, словно я весила не больше ребенка.

– Поднимите ваши кубки, - прорычал он.
– Пейте в честь Фрейи, девы щита, дочери Хлин и владычицы Халсара! Скол¹³!

Он поднял мою правую руку в воздух, и все в зале закричали:

– Скол!
– стуча кулаками по столам и ногами по полу. Затем они подняли свои кубки и выпили. Кто-то сунул мне в руку кубок, когда мой взгляд встретился со взглядом Илвы. Настоящая правительница Халсара не ликовала. И все же, хотя глаза ее были холодны как иней, она поднесла кубок к губам и выпила.

Я глотала медовуху глоток за глотком, некоторые капли стекали по подбородку, а потом я хлопнул кубком по столу рядом со своими ногами. Только тогда я поняла, что Бьорн все еще держит меня за запястье, потому что он снова притянул меня к себе и сказал:

– О чем ты хотела меня спросить?

Я заколебалась, и он наклонил голову.

– Никто не услышит тебя из-за шума.

Это, безусловно, было правдой, поскольку мужчины и женщины все еще произносили тосты, кубки звенели, а медовуха расплескивалась повсюду. Но это не означало, что они не смотрят. Мне не хотелось говорить об этом так, тем не менее я заставила себя спросить:

– Ты веришь, что то, что сказал твой отец, - правда? О тебе? И обо мне? Что тебе суждено оберегать меня.

Смех исчез из глаз Бьорна, и мое сердце опустилось.

– Нет, Фрейя. Верь во что хочешь. Но, пожалуйста, не верь в это.

– Фрейя.

Я вздрогнула, повернулась и увидела, что Снорри смотрит на меня, а Илва стоит в нескольких шагах позади.

– Время пришло.
– Его голос был серьезен, и это, как и его слова, помогло мне понять, что именно он имел в виду. Брак должен быть консумирован, чтобы быть законным, и все присутствующие должны были услышать это. Я прикусила внутреннюю сторону щеки, не зная, стало ли мне лучше или хуже от того, что Снорри не выглядел особенно довольным тем, что должно было произойти.

Ты сможешь это сделать, сказала я себе. Ты сделаешь это.

Кивнув ему, я двинулась, чтобы спуститься со стола, но Бьорн схватил меня за запястье и удержал. Я повернулась и посмотрела на него, выражение его лица было напряженным, хотя я не была уверена, какие эмоции скрывались в глубине его глаз.

– Не все шрамы, которые мы получаем, мы носим на коже, Фрейя, Рожденная в огне.
– Он ослабил хватку, и моя рука скользнула по его. Хотя моя покрытая шрамами ладонь потеряла чувствительность, я готова была поклясться, что ощутила, как его пальцы коснулись ее, и это заставило меня вздрогнуть.
– В них не меньше чести.