Судьба-Полынь Книга I
Шрифт:
— Больно! Больно! — Она вскочила на ноги, двинулась к людям.
Щелкнула тетива. Голова женщины мотнулась. Убийца рухнула на землю совсем рядом с мертвым малышом. Стрела вошла в левую глазницу по самое оперение.
Херидан оголил меч и двинулся вперед. Один из лучников ухватился за топор, другой выудил новую стрелу.
— Стойте! — рявкнул Ард. — Что вы творите? Зачем ее убили?!
— Она была безумной сукой, — холодно ответил горец. — Сломала шею грудничку. Нам здесь еще спасибо скажут…
Но в деревне никто ничего не сказал. Некому
Ольхоч прислушался.
— Странно, поющие деревья молчат. Когда дует ветер — они точно свирель переливаются музыкой. А сейчас тихо, словно… — охранник повернулся встревожено к горцу, — мертвы.
— Нужно заглянуть в избы, — сказал Херидан. — Поискать жителей. Старайтесь не шуметь. Ард, присмотри за женщинами. Появятся чужаки — вопите в три глотки.
Воины разбрелись. Ступали с опаской, крепко сжимая в руках топорища и рукояти ножей.
Ард огляделся. Избы, курятники, небольшая кузница, выложенная досками тропинка…
— Ты куда собрался? — прошептался Рэйхе.
— Хочу заглянуть в божий дом. Кому, как не защитнику знать, куда подевался деревенский люд?
Ноги сами понесли по тропе. Туда, где высилось святилище из досок, камня и дерна. Оно походило на холм, в котором вырыли пещеру, и укрепили стены и своды.
У входа стояли высокие шесты для факелов. На один из них был насажен человек. На шее висели жуткие бусы — связанные веревкой головы трех детишек и женщины. Рядом лежало покрытое пылью тело молодки, возле стены сидел мужчина со вспоротой грудью. Последние десять шагов к обиталищу бога пришлось пройти по хрустящей багровой корке. Ард замер на мгновение, раздумывая, стоит ли идти дальше или лучше позвать Херидана? Но понял, что повернуть уже не сможет.
Из святилища разило смертью. Насыщенный запах оглушал, сбивал с шага и заставлял глаза слезиться. Рэйхе вывернуло дважды, она еле держалась на ногах. Девушка простонала, закрывая лицо руками:
— Кто… кто сотворил такую мерзость? Даже детей не пощадили!
Сайнария указала на молодку с расколотой головой.
— Подол задран и бедра в крови. Либо осмелевшие разбойники принесли сюда смерть, либо — вражеский отряд.
— Не смеши, — отмахнулся Ард. — Здесь нет армий. Сплетни разлетаются быстрее стрел. Если бы кто-то пожаловал сюда из соседних земель — мы бы услышали…
— Степь под боком, — парировала скрипачка. — Гуурны способны учинить такое. Сама видела, что они делают с караванами… Да и твоя мачеха рассказывала, как и от чего ее спасли.
— Через частокол на конях карабкались? Это не караван. Деревня! Видишь, сколько вышек и дорожек по-над стенами? Охотники перестреляли
— Хитрость и обман и не такие укрепления брали. Порой люди сами открывают двери, пуская в дом смерть.
Правда в словах Сайнарии имелась. Такое вполне могло произойти и здесь.
Из святилища пахнуло смрадом. На этот раз даже юноша не смог удержаться и выблевал все, что съел на привале. Рэйхе застонала еще громче. Ард притянул жену к себе. Провел ладонью по мягким пахучим волосам, попросил, чтобы успокоилась и не глядела на мертвых. Рэйхе всхлипнула, прильнула лицом к его плечу. Горячие слезы быстро пропитали ткань рубахи.
— Вот так, девочка моя, — сказала, подходя к ним Сайнария, — поэтому женщине лучше сидеть дома и вязать носки возле огня. Мир — скверное место.
— Но ты воспеваешь бои и смерть! — всхлипнула Рэйхе. — Она красива, величественна в твоих песнях!
— Песня не может гнить. Песня не будет вонять. От песни не разит мочой и дерьмом, дорогая, — скрипачка взяла девушку за руку. — Я не просто пою, но и вру. Вру красиво. Быть может, лучше всех в Гаргии! Но от вранья правда смердеть не перестает. Иди за мной. За околицей воздух посвежее…
Они удалились, оставив Арда одного. Ему вновь захотелось бросить все и отправиться прочь из деревни, но он должен пройти до конца. Чтобы увидеть. И понять. Закрыв ладонью нос, быстро — насколько быстро вообще мог двигаться — вошел в капище.
В кровавой грязи на полу валялись тела. Раздувшиеся, почерневшие. Повсюду копошились белые черви и летали мухи. Сам воздух казался мертвым на вкус. «Эта пещера не может существовать в Гаргии!»
Посреди всего буро-гнилостного ужаса возвышался алтарь из полированного камня. Он был залит засохшей кровью.
На алтаре лежала мертвая женщина. Судя по всему — мертвая два или три дня, кожа приобрела зеленовато-восковой оттенок. У алтаря находилась каменная, доверху наполненная требухой чаша. Под ней едва тлели угли. Напротив раздвинутых ног покойницы стояло обнаженное существо. Бесполое, с длинной гривой черных засаленных волос, больше напоминавших свалявшуюся шерсть. Бледное лицо покрывали черные и красные пятна. Как кожу больного пса. В руках существо сжимало деревянный фаллос.
Погружая его в замученную женщину, обезумивший бог раз за разом повторял:
— Мне не должно быть больно… не должно… ты ведь понимаешь? Я не могу больше терпеть эту боль! Отдай мне свою кровь… хотя бы чуть-чуть…. Почему же нет крови, проклятая ты тварь? Где она? Мне больно! Мне так больно… У меня под кожей жидкий свинец… в глазах — угли… в голове — раскаленный котел… мне нужна она! Нужна кровь!
Рот его не раскрывался, но слова беззастенчиво ломились в сознание юноши.
Дольше терпеть Ард не мог. Рухнул на колени, зажал ладонями уши. Чужая боль стала его болью, чужая воля искажала, вытесняла собственную, присосавшись, как пиявка, к сознанию. Юноша принялся вторить безумцу, ощущая, что слова не способны насытить, избавить от мук.