Судьба Томаса, или Наперегонки со смертью
Шрифт:
Спеша к лифту, пока Шестиглаз увлекся сектантом, я более всего боялся, что дверцы уже закрываются. Понимал, что эта закуска отвлечет демона лишь на несколько секунд, которых мне не хватит для того, чтобы добежать до дальней лестницы. Я сунул руку между дверьми, и у меня засосало под ложечкой: вдруг кромки окажутся ножами гильотины и ампутируют мне руку по самый локоть? Знал, что не следовало мне смотреть фильмы Уэса Крейвена. Но электронный глаз зафиксировал мое присутствие, и двери раскрылись. Я влетел в кабину, нажал на панели кнопку с цифрой «1», потом кнопку быстрого закрывания дверей.
На полу за дверями мужчина, который только что вышел из лифта с бутылками шампанского, лежал на спине, пытаясь
Издавая звуки, вроде бы говорящие о том, что мне срочно надо в туалет — к счастью, необходимости в этом не было, — я вновь нажал кнопку быстрого закрытия дверей. И еще раз.
За борющейся парой, за широкими арками, в огромной гостиной все изменилось: ковры, кресла, шкафы с книгами исчезали слева направо, по мере того, как серая волна переделывала особняк моего мира в особняк, находящийся в Гдетоеще. Но полностью гостиная не опустела. Я видел поддоны, на которых лежали, как я понял, золотые слитки, многие сотни, указывающие на то, что секта использовала эту комнату в Гдетоеще как тайный сейф, и они знали что-то такое о монетарной системе Соединенных Штатов, что наверняка могло заинтересовать «Уолл-стрит джорнэл». Толпа на балконе, нетерпеливо дожидающаяся начала спектакля на террасе, исчезла, вероятно оставшись на балконе в том мире, который сектанты делили со мной. Мистер Шампань, уже в когтях Шестиглаза, на свою беду, оставался здесь, что вызвало у меня более чем важный вопрос: почему я тоже в этой реальности, почему не остался в особняке в моем мире, когда Шестиглаз усилием воли окружил нас Гдетоеще?
Демону удалось прижаться ртом к открытому рту мистера Шампань, и этот поцелуй, полагаю, не доставил удовольствия им обоим, затрудненный как раздвоенным языком, так и ранее тщательно уложенными, а теперь растрепавшимися усами.
Хотя я не сделал ничего плохого — абсолютно ничего — лифту, он, похоже, затаил на меня обиду, как злобный автомобиль в тех фильмах об автомобилях-убийцах, которые я высмеивал раньше, о чем теперь горько сожалел.
Вновь, вновь и вновь я нажимал на кнопку быстрого закрытия дверей.
Большой палец онемел от напряжения.
Обреченный мужчина беспомощно дергался под напавшим на него демоном. Глаза вылезли из орбит. Мясистое лицо побагровело, потом стало лиловым и начало сереть, когда дерганье постепенно сходило на нет. Во время прощального поцелуя Шестиглаз издавал урчащие, отвратительные звуки, которые могли бы вполне сойти за стоны удовольствия, доносящиеся из постели, в которой оказались Ганнибал Лектер, королева гнезда [37] из фильмов «Чужие» и Гамби [38] .
37
Королева гнезда/The Nest Queen — в переводе на русский Королева Чужих.
38
Гамби/Gumby — персонаж одноименного телевизионного шоу, созданный известным английским мультипликатором Артом Клоки. Человекоподобная зеленая пластилиновая кукла.39
Я вытащил «Глок». Пули на эту тварь никакого воздействия не оказывали. Я вытащил второй «Глок». Забудьте про Клинта Иствуда.
Двери начали закрываться, и я ощутил такое чувство благодарности, что мне хотелось их расцеловать, да только теперь сама идея поцелуя вызывала рвотный рефлекс.
Не поднимаясь со своей жертвы, Шестиглаз оторвал рот от губ мертвеца. Маленькое облачко пара, похожее на то, что поднималось над горлышками бутылок с шампанским, заплыло в его рот в объятьях отвратительного языка. А когда тоненькие струйки пара попытались просочиться обратно между губами, демон торопливо засосал их в себя, закрыл рот, проглотил. Когда он посмотрел на меня, сквозь уменьшающийся зазор между дверьми, его шесть глаз туманились, возможно, от экстаза, но разом прояснились, и тварь бросилась к лифту… слишком поздно.
Со вздохом и шипением, указывающим на то, что кабина приводится в движение расположенным ниже гидравлическим поршнем, а не тросами и противовесами, она заскользила вниз. С облегчением я закрыл глаза, наслаждаясь движением и звуками спуска.
Элиша Грейвс Отис, который первым в Соединенных Штатах построил совершенно безопасный лифт в пятиэтажном универмаге в Нью-Йорке, вероятно, не задержался в нашем мире после того, как умер в 1861 году. Но если бы его душа вдруг пришла ко мне за помощью, я бы вывернулся наизнанку, чтобы помочь ему перебраться на Другую сторону.
Кабина, возможно, прошла половину расстояния до первого этажа, прежде чем остановилась. Открыв глаза, я увидел, что стою в центре гладкого серого куба. Индикатор, показывающий, на каком этаже кабина, превратился в серую полоску над дверями и уже ничего не показывал. Кнопки на панели управления рядом с дверьми остались, но уже без цифр. Я находился не в кабине лифта, но в некой идее лифта в Гдетоеще.
Тем не менее я нажал ту кнопку, которая раньше опускала кабину на первый этаж. Напрасный труд. Ни одна из кнопок, естественно, не функционировала.
Идея лестницы в этом смысле куда более продуктивнее, чем идея лифта. Как мне уже удалось убедиться на собственном опыте, по серой лестнице я мог передвигаться отсюда и туда, а серый лифт для такого совершенно не годился. Над головой исчезли и матовые панели, и флуоресцентные трубки, которые за ними находились. Потолок выглядел серым и гладким, исчезла даже крышка аварийного люка, которая раньше находилась по центру потолка.
У меня начался приступ клаустрофобии, усиленный тревогой за детей. Бу мог вывести их к нужному месту, но укус Бу не навредил бы живым, и мертвые не лают, точно так же, как и не говорят. Я оставил детей только под защитой слов: «Я не ваш, вы не можете прикоснуться ко мне», но теперь-то я осознавал, что от слов пользы им не больше, чем от так называемого защитника невинных, который умудрился попасть в ловушку в идее лифта.
В этот момент я знал, один из семнадцати умрет, может, больше, чем один, может, все. И если в эту ночь я добьюсь хоть какого-то успеха, это будет частичный успех, сопряженный с утратой, как в тот ужасный день в торговом центре в Пико Мундо. Чем больше крепла моя уверенность в этом, тем меньше становилась кабина лифта, тем сильнее наваливалась на меня клаустрофобия, не давая вздохнуть.
Я давил на стены, пытался раздвинуть двери, но напрасно. Чуть не закричал, но если бы кто-то и находился в этой части Гдетоеще, так это Шестиглаз, который и так знал, где я нахожусь, и едва бы в ответ на мой крик показал бы себя добрым самаритянином. Когда я осознал, что кружу по серому кубу, как испуганная крыса по клетке, я остановился, привалился к стене, обхватил голову руками и принялся изгонять из нее клаустрофобию и страх за детей, который ее усиливал, с тем чтобы очистить разум и начать думать.