Судьба. Книга 1
Шрифт:
Неуверенные шаги замерли у двери, чья-то рука начала шарить запор — нет, это был незнакомый человек.
— Кто там? — громким шёпотом спросила Оразсолтан-эдже.
— Это я… откройте… — негромко и глухо ответили из-за двери.
Голос показался Оразсолтан-эдже незнакомым, но она не стала переспрашивать.
Широкий приземистый силуэт торопливо шагнул в кибитку.
— Вы — одни?
— Да… Нет! Не одна — Дурды здесь… А вы — кто?
— Я арчин Меред — не узнали? Дурды спит?
Чтобы не слышать горестных причитаний матери Дурды укрылся одеялом с головой и плакал там потихоньку, строя самые зверские планы против похитителей сестры. Потом его
— Не знаю, — ответила Оразсолтан-эдже.
— Давайте выйдем лучше, — предложил арчин, — дело есть к вам.
Они вышли. Отыскивая укромное местечко, арчин присел на корточки в тень от глухой стены мазанки.
— От слёз совсем глаза ослабели, — пожаловалась Оразсолтан-эдже. — Ничего в темноте разобрать не могу.
Она присела напротив арчина, у чёткой границы тени и света. Луна седьмого дня уже заходила и её ясный жёлтый свет переходил в багровый, словно, там, наверху, пролили кровь. Полными слёз глазами Оразсолтан-эдже смотрела на луну и мысленно представляла, что вот так же закатилось, упало в бездну её счастье — и нет ему возврата. Словно сочувствуя горю женщины и разделяя его, луна постепенно стала скрываться в облачное покрывало, и Оразсолтан-эдже снова подумала, что и доченька её, укутавшись в покрывало скорби, скрылась от материнских глаз.
— Доля моя горькая! — всхлипнула Оразсолтан-эдже. — И почему это в моей судьбе одно только зло и ничего доброго нет! — Концом головного платка она вытирала слёзы.
Арчин кашлянул.
— Не плачьте, Оразсолтан, от слёз никому пользы не бывало.
— Ох, боже…
— Не надо… Человек должен быть мужественным. Я знал вас как сильную женщину, которая в любом деле мужчине не уступит, а вы… Не надо плакать.
— Какое тут может быть мужество!.. Глаза мне выдавили, беспомощной сделали… Не угодили мы чем-то аллаху, прогневали его… Тяжела кара господня… Ни одному мусульманину не пожелаю я таких страданий… Господи, не испытывай так жестоко своих рабов! Каждый должен пройти, что предначертано ему роком, но иногда это — выше сил человеческих!..
— Конечно, у каждого своя судьба. Случилось: что — это от бога, поэтому сиди, сложа руки, терпи и надейся на милость всевышнего… Да только не хотят почему-то люди терпеть, пытаются изменить свою судьбу.
— Как же сидеть!.. На бога надейся, а осла крепче привязывай…
— Вот и я об этом вам говорю… Чем плакать попусту, надо к людям пойти за помощью, меры принимать…
— Эх-хе-хе… Как украли дочку — конец света наступил для меня… Ум помутился, мир перевернулся в глазах моих, тьма кругом кромешная… Вот вы о помощи говорите, а слышали, какие слова Сухан Скупой сказал? В первую очередь он должен был помочь нашему горю… Встретил меня, когда все разошлись. Говорит: «Ты, мол, не настаивай, чтобы девушку вернули». А как я могу не настаивать? «Покорная просьба к вам: помогите мне вернуть дочь! Я женщина слабая, но рассчитаюсь с вамп. На этом свете не смогу, на том, когда перед всевышним предстанем, сторицей воздам за ваше добро». — Так я сказала Скупому. А он что ответил? «Не ставишь, — говорит, — мои слова ни в грош — сегодня же убирай свою лачугу из моего ряда! Селись возле того, кого ты слушаешься, чьи советы выполняешь. Увижу завтра твою кибитку на месте — ночью же подожгу, пусть все видят, что бывает с упрямыми!» — Так мне Скупой ответил. А я ему говорю: «Не ждите завтрашнего дня, сегодня поджигайте. Мне и так теперь одна осталось — торбу на шею да по миру идти. Одна лачуга вот ещё держит. Сожжёте эту жалкую конуру — спасибо скажу…» Вот она какова, паша горькая судьбинушка,
Оразсолтан вздохнула и снова кончиком платка утёрла глаза.
— Небо нам теперь ближе, чем Сухан Скупой, Какого добра ждать от него?.. Если вы не поможете, то нам и просить больше некого. Пусть аллах воздаст вам за доброту вашу! Тысячу раз я благодарна вам за те слова, которые сказали вы человеку Бекмурад-бая. Стойте на этих словах, прошу вас! Будьте нашим благодетелем! Вы самый близкий нам человек сейчас!.. Вы — и яшули села, вы — и арчин села… Ваша честь тоже задета…
— Я всё это очень хорошо понимаю, — сказал арчин. — Жаль, что вы сразу не раскусили Сухана Скупого. Что от него может ждать человек? Сухан одну наживу видит, на копейке пятак крадёт, а за пятак — голову родного сына продать не задумается… Не мог Бекмурад-бай увезти девушку из ряда Сухана Скупого, если бы не был с ним в сговоре. Это ясно, да пойди ухвати Скупого — как блоха меж зубов собаки ускользает. Вёрток бес!.. Помощи вы от него не ждите и радуйтесь, если он от вас подальше будет. А что Сухан велел вам переехать, тоже не беспокойтесь — уладится как-нибудь. Сейчас другое важно: как вырвать Узук из лап Бекмурад-бая.
— Я женщина, откуда мне знать это? Если скажете, что делать, куда идти, — всё сделаю, всюду пойду! А так я только и годна на то, чтобы сидеть да плакать… Возьмите на себя это дело! Я вам доверяю! Будьте бедной девушке и матерью, и отцом, и братом — возьмите её под своё покровительс тво! Всё поручаю вам, всё — в ваших руках… Постарайтесь — бог вознаградит вас за это…
Луна зашла. В темноте у стогов яндака [29] что-то возилось и шуршало. Может быть, это бродила неподалёку робкая надежда. А может, просто ворочался и чесался во сне верблюд.
29
Яндак — верблюжья колючка.
Глаза привыкли к темноте, и арчин ясно видел перед собой поникшую фигуру женщины — немое олицетворение скорби и бессилия. Где-то гулко бухнула и залилась басистым лаем собака. Ей немедленно откликнулись со всех концов аула, и несколько минут длилась суматошная собачья какофония. Потом постепенно всё затихло, брехнул какой-то запоздавший пёс и снова зашуршала ночь неведомыми шорохами у стогов колючки. Нет, разве надежде свойственно таиться во тьме, как вору? Вероятно, эта было что-то другое…
— Большое дело мы затеваем, — сказал арчин, — хлопотное дело, трудное. Противники наши не слабые — много расходов потребуется. Как вы смотрите на это?
— Всё возьмите, что имею! — горячо ответила Оразсолтан-эдже. — Коврик есть, который она сама выткала… Ох, только что закончила коврик… радовалась козочка моя бедная… Можно отдать коврик. Она потом отработает, рассчитается с женой Сухана Скупого… Половина коврика и так наша, а за другую половину расплатимся постепенно. Берите!..
Армии снисходительно усмехнулся.
— Ваш коврик — капля в море. Дело большое…
— Я девятерых сыновей предпочёл бы женить, чем за такое дело браться. Да не даром ведь у нас, у туркмен, говорится, лучше без веры остаться, чем без чести». Если вы согласны на всё, я готов постоять за вашу честь и за честь аула. Ничего не пожалею, последнюю рубаху отдам, а справедливости добьюсь, пусть даже останусь в чём мать родила.
— Всё, что в моих силах, в моей воле, на всё согласна! Бедная моя доченька… На всё пойду, только верните мне её.