Судьба
Шрифт:
К счастью, он не был срочно нужен Фитерусу, и смог отдохнуть несколько часов, прежде чем колдун снова разбудил его. Подняв его, колдун общался почти доброжелательно.
«Вставай», — сказал он. — «Узри чудо, которое не видела ни одна живая душа последние четыре тысячи лет!»
Фаваронас покорно поднялся на ноги. Солнце находилось низко над западными пиками, сверкающий диск, висящий между густым слоем облаков сверху и серыми горами снизу. Его свет наполнял долину насыщенным золотистым сиянием. Прикрывая глаза от ослепительного блеска низкого солнца, Фаваронас видел, что Тимпанум в сердце долины светился отраженным солнечным светом. Несомненно, приятное зрелище, но явно не то, над чем так упорно трудился колдун, чтобы лицезреть. Тем не менее, Фитерус застыл на месте. Возможно, лишь маги могли видеть это…
Фаваронас открыл рот.
По мере того, как садилось солнце, монолиты по всей Инас-Вакенти начали светиться ярко-красным. Тысячи каменных блоков горели огненной мозаикой. Солнце опустилось еще ниже, и отраженное сияние стало столь интенсивным, что Фаваронасу пришлось прикрыть глаза рукой, и наблюдать зрелище сквозь пальцы. Его прищуренные глаза слезились, показывая финальное открытие.
Когда отдельные точки темно-красных огней слились вместе, они сформировали изображение. Не картину, не надпись, а некое подобие огромного иероглифа. Он не слишком хорошо его видел. Смотреть на массив сияющих монолитов было сродни тому, чтобы глядеть прямо на полуденное солнце. Но он получил представление о сложном переплетении волнистых линий и отдельных точек. Довольно странно, но оно напомнило ему сильванестийское нотное письмо, но из древнего искусства.
Этот эффект длился лишь несколько секунд. Солнце продолжило свое путешествие вниз, и сверкающий иероглиф погас, оставив лишь лес слабо светящихся камней. На дно долины вторглась линия сумерек, медленно погружая в тень монолиты.
«Изумительно», — выдохнул Фаваронас. — «Это случается каждый год в этот день?»
Колдун наградил его презрительным взглядом. — «За исключением облачных дней, это случается каждый закат, но можно наблюдать лишь с этой конкретной точки долины».
Фаваронасу это казалось неправдоподобным, учитывая его знания о движении небесных тел на протяжении года, но следующие слова Фитеруса объяснили противоречие: не обошлось без магии.
«Сияющий знак», — сказал колдун, — «не естественного происхождения, и ни один смертный разум не может запомнить его подробности. Я должен сделать его отпечаток, когда он появится. Это ключ к моему поиску».
В памяти Фаваронаса эхом отозвались слова привидения: «Завладей ключом до того, как откроется дверь».
Фитерус дал ему новые инструкции. Он хотел разжечь небольшие костры в определенных точках Лестницы. Фаваронас понесся собирать трут. Он сделал несколько ходок, сваливая пригоршни сухих листьев и хвороста на блок высотой по пояс из темно-синего базальта. Наверху этого блока была неглубокая выемка. Пока Фаваронас бегал и носил, Фитерус из недр своей массивной мантии извлек крошечные пузырьки и небольшие замшевые мешочки. Он разместил их наверху каменного блока, а затем добавил большую блестящую монету и маленький брелок на цепочке. Фаваронас ухитрился пройти достаточно близко, чтобы идентифицировать монету как кхурский бигон, кусочек серебра, чье имя переводилось как «батон хлеба». На брелоке и цепочке была тусклая черная патина, и архивариус сделал вывод, что они тоже должны были быть серебряными. Брелок напоминал четвероногое животное, возможно, кошку.
Когда Фаваронас разжег огонь, Фитерус приказал ему найти воды. Желудок Фаваронаса выбрал этот момент, чтобы издать громкое ворчание. Он не мог вспомнить, когда ел в последний раз.
«Поделиться с тобой своим пайком, эльфийское отродье?»
Фаваронас отвел взгляд от насмешливого голоса и пустого капюшона и отправился на поиски воды.
Во время подъема они не проходили никаких ручьев. Ему придется подняться выше. Сильно сопя, он поднялся по крутому склону позади Лестницы. Солнце село, и нараставшая темнота все сильнее затрудняла его поиски. Он шарил среди колючего кустарника и заглядывал под каменные выступы. Все, что он обнаружил, лишь клочки жесткого лишайника.
Сделав паузу, чтобы передохнуть, он посмотрел вниз на Лестницу. Мысль о побеге была соблазнительной, но он не мог набраться храбрости. Фитерус был не в лучшей физической форме, чем он, и, скорее всего, не смог бы поймать его пешком. Но колдун мог швырнуть в него молнию, или ослепить его, или парализовать. Фаваронас содрогнулся от нарисованных его воображением возможностей. Если бы на его месте был воин, он мог бы воспользоваться благоприятной возможностью, чтобы бежать или убить своего тюремщика. Фаваронас же не был воином.
Не только страх удерживал его. Будучи измученным и обессиленным, он цеплялся за слабую надежду, что мог бы расстроить злодейские интриги Фитеруса. Возможно, он смог бы еще послужить своему народу.
Какая-то сила дернула его за подол мантии, выводя из равновесия и заставляя лихорадочно махать руками, чтобы не упасть. Невидимая рука Фитеруса манила. Фаваронас поспешил обратно вниз по склону горы, и сообщил о своей неудаче в поисках воды.
«Жаль. Придется использовать запасы питьевой».
В горле у Фаваронаса ужасно пересохло, но он благоразумно промолчал.
Колдун толок порошки в углублении наверху базальтового блока. Потускневшее серебряное ожерелье и бигон Фитерус положил в неглубокую кастрюлю. В эту же кастрюлю он налил жидкости из глиняной бутылочки. Серебряные изделия зашипели и покрылись пузырьками, ужасной вонью наполняя вечерний воздух. Какой-то купорос. Фаваронас стал с подветренной от него стороны.
Содержимое их единственной бутылки с водой отправилось в горшочек. Фитерус всыпал в него смешанные им порошки, а затем добавил шипящее зловонное содержимое неглубокой кастрюли. Купорос полностью растворил серебряную монету и ожерелье.
Поднялся легкий бриз, и пламя заколыхалось. Резкий приказ Фитеруса заставил Фаваронаса поспешно подкинуть еще дров.
Следом Фитерус извлек пергамент, один очень длинный цельный лист. — «Поставь этот горшочек на огонь», — сказал он. — «Поддерживай огонь средней интенсивности. И следи за тем, что делаешь! Прольешь этот горшочек, и тотчас умрешь!»
Фаваронас осторожно поместил горшочек рядом с костром. Едкая смесь продолжала вращаться, словно помешиваемая невидимой рукой. Ее ядовитые испарения заставили Фаваронаса закашляться. Фитерус указал на него пальцем, и архивариус с ужасом почувствовал, как его губы снова запечатались. Он принялся быстро вдыхать и выдыхать через нос и попятился к дальнему краю платформы, но Фитерус с ним не закончил. Палец снова указал, и ноги Фаваронаса сплавились в лодыжках. Как и с его ртом, не было никаких внешних стыков. Его лодыжки были соединены вместе, словно он с такими и родился. Застигнутый врасплох, он потерял равновесие и упал.
Свиток оказался достаточно длинным, чтобы протянуться от края до края Лестницы. Разворачивая его, Фитерус воспользовался собранными Фаваронасом камнями и ветками деревьев. С некоторым промежутком, вдоль всей длины пергамента он установил длинные и тонкие ветки, подперев каждую кучкой камней. Он поднял пергамент, повернул его на бок и вплел в естественные вилки из веток. С помощью клочков ткани от своей мантии и коротких веток, он смастерил самодельную кисточку и погрузил ее в медленно кипевшую на костре жидкость. Он размазал жидкость по вертикальному листу пергамента, покрывая лишь обращенную к долине сторону. Затем он устроился у угасающего костра.