Судьбе вопрек
Шрифт:
— Папа?
12
— Ты попыталась выпить мою искру, пришлось лишить тебя чувств, прошу прощения, — извинился фетрой Сайонелл, но мне плевать было, что он там сделал. Передо мной папа сидел!
— Я умерла?
Отцовское лицо посветлело, а в васильковых глазах затеплились медовые угольки. Как в детстве…
— Вы его тоже видите? — спросила неуверенно и очень-очень тихо, когда отец обнял меня и, что совсем невероятно, заплакал. У меня самой сердце дрогнуло, а на глаза набежали слезы. Кажется,
— Вижу, Александрин. Твой отец жив. И был жив все это время.
Фетрой стоял возле окна и смотрел куда-то вдаль, от чего его спокойное красивое лицо казалось необыкновенно светлым. Или подлым?
— Жив? — удивилась я, принимая сидячее положение и жадно разглядывая папу, который устроился рядом и сжимал мои ладони.
— Моя девочка! Мой маленький солнечный зайчик! Такая большая, совсем взрослая уже!
Папа! Только он всегда звал меня солнечным зайчиком. Я смотрела на него, не то с ужасом, не то с восторгом и не могла осознать собственных чувств. Он жив? Но где тогда был все это время? Неужели дедушка меня обманывал? Почему фетрой Марк Гай молчал?
— Но… папа? Как это возможно?
— Я не погиб в воларокатастрофе, Ланни. Меня похитили и удерживали в тюрьме, на нейтральных землях, в пустыне.
— Похитили? Кто? Зачем? Ничего не понимаю…
— Ради искры. Ради крови. Это были фетрои девятого дистрикта, дорогая.
— Фетрои? — возмутилась и даже вскочила. Харви не может быть в этом замешан! Нет, я отказываюсь в это верить. — Что ты такое говоришь? Харви не мог!
— Я видел их. Кайла, Самуила, Сэймира, — он тяжело опустил голову и вытер лицо ладонями. — Это был настоящий ад. Не верю, что все закончилось!
— Еще не все, — поспешил разочаровать фетрой Сайонелл. — Александрин, о том, что ваш отец жив, никто не должен знать.
— Но Тан и…
— Никто! — жестко оборвал правящий. — Если хочешь, чтобы твой отец остался жив. Фетрои вашего дистрикта устроили настоящую лабораторию по добыче крови разжигающих, снабжали ею великородных не только девятого, но также четырнадцатого и пятого дистриктов. Сейчас мы выясняем, кто в том участвует. И нет. Имени Харви в списке подозреваемых не числится, — я с облегчением вздохнула. — Именно благодаря ему нам удалось обнаружить и спасти твоего отца, братьев и сестер.
— Ко… кого? — я перевела непонимающий взгляд на папу, на чьем лице отобразились невозможные муки.
— Детей с искрой разжигающих. Шесть мальчиков и четыре девочки.
— Ничего не понимаю, — я с ужасом переваривала услышанную информацию.
— Мы немедленно возвращаемся в пятый дистрикт, — произнес отец, протягивая ко мне руки и показывая исколотые иглами вены. Не вены, а нечто черно-синее, покрытое многочисленными синяками. Я закусила губу и погладила его израненную кожу. Бедный папа… Мой папочка! Что ему пришлось вытерпеть!
— Когда они узнают, что ты моя дочь…
— Они знают, что у меня искра разжигающей. Харви знает, остальные, уверена, тоже.
— Тогда медлить нельзя. Пусть Астанар и Альберта соберутся и мы…
— Я не сбегу, папа. Я не смогу.
— Не сможешь? — изумился он. — Что значит, не сможешь? Насколько знаю, завтра девятый дистрикт перейдет под владычество тор-ана. Это злой и беспощадный человек, Ланни. Мы должны бежать. Членов семьи правящих выпустят. Пока коридор открыт мы…
— Я не сбегу из-за Харви.
— Что?
— Я люблю Харви Хартмана и не оставлю его одного.
Отец перевел потрясенный взгляд на Марка Гая, который, видимо, не был в курсе моих чувств и наших с фетроем личных отношений.
— И… Это взаимно?
— Он жениться на мне хочет!
Фетрой усмехнулся и вновь повернулся к окну.
— Правда хочет!
— Да кто ему позволит?
— А кто запретит? — я поднялась, не в силах сидеть.
Откуда-то из глубины поднималось немыслимое раздражение. Нет, чудесное воскрешение отца — это удивительно и невероятно, но я не могу отказаться от Харви! Не могу бросить все и сбежать. Не могла, когда это предлагал фет Сайонелл, и сейчас ничего не изменилось. Точнее, все изменилось и поэтому не могу.
— Нашу семью тор-ан в любом случае не тронет, Антуан. Александрин вся в тебя — гордая и упрямая. Тебе не удастся переубедить ее.
— Правда? — отец с надеждой посмотрел в мои глаза и даже сжал мои ладони, подзывая подойти. Шагнула ближе, обняла его, прижав отцовскую голову к своему животу и, поглаживая белоснежные волосы, прошептала:
— Не поступай с нами так же, как отец поступил с тобой. Пожалуйста.
Отец затих, а затем сильный мужчина заплакал. Никогда в жизни я не видела, чтобы он плакал. Мой папа всегда был для меня чем-то совершенным, сильным, гарантом безопасности и стабильности. До того, как бросил нас и исчез. Но в детстве мне казалось, что он может все и сами аркхи с пустынными мертвоедами бросятся прочь, увидев моего папу. Жизнь показала, что он обычный человек, который не смог защитить себя и собственные чувства.
Я присела на корточки и заглянула в его глаза, стерла скатившиеся по щекам капли и произнесла:
— Я. Его. Люблю. Так же, как ты любил маму.
— Ланни, его сегодня убьют, ты это понимаешь?
— Значит, мы погибнем вместе. Потому что я не позволю ему находиться там в одиночку!
— Я не могу потерять тебя, дорогая. Не могу, когда только обрел вновь!
— Если ты помешаешь мне, я тебя никогда не прощу!
Мы молчали, глядя друг другу в глаза. И оба мы смотрели с мольбой. Он умолял меня оставить любимого, я умоляла не повторять ошибки фета Сайонелла. Ошибки, разрушившей столько жизней. Ведь не заставь Оуэн вернуться моего папу в пятый дистрикт, возможно, он не стал бы жертвой этого чудовищного преступления с кровью!
– Ты умеешь выставлять щит?
— Что? — не поняла, о чем он говорит.
— Щит, Ланни! Поединок строится из ударов и нападений. Своим телом ты Хартмана не защитишь. Но вот щитом, учитывая твою искру… Возможно.
И он принял мой выбор, хотя я видела, как ему больно было учить меня защищаться. Учить, зная, что отпускает на верную гибель. Фетрой и папа помогали мне, подсказывали, и очень скоро мне удалось создать вокруг себя плотную мерцающую золотом пленку, которая легко выдержала удар фетроя Сайонелла. Правда, он разгромил при этом палату, но, думаю, Лоби не станет сильно ругаться…