Судьбы, как есть
Шрифт:
Артем замолчал, а сам, идя, продолжал думать в этом же ключе.
— А ведь, когда бывало тяжело, на войне, то одна надежда была на Бога. Крестик свой берег, как зеницу ока. Летел в «Ил-76» на Моздок, пошарил на груди и, бац, а крестик дома с цепочкой оставил. Нет настроения и не стало его совсем. Все, кранты — примета плохая. Видно, не вернуться назад. До этого три раза был в Чечне — и ничего, но был с одним и тем же крестиком, и выносил он его из разных дел. Ну, пусть не он, но с ним все это связано, а тут дома оставил, — крепко напугался тогда Артем, но через три дня нашел свой крестик с цепочкой в боковом нарукавном кармане целым и невредимым. Радости-то сколько было! Все, мол, будет хорошо! Так
Зять Павел остался внизу у подъезда и поехал ставить машину, а Артем, Людмила и Юля вошли в лифт, и тут у Юли снова сдали нервы, она зарыдала, закрыв лицо руками, Людмила попыталась ее успокоить, но не смогла, а лишь сама уткнулась ей в плечо и заплакала. Артем еле-еле сдерживал свои слезы. И как только они вошли в квартиру, то уже не могли держаться, все трое прижались друг к другу и зарыдали. Нет, не от того, что у них угнали машину, на которой когда-то ездила Оля, а от того, что потеря машины добавила капельку в их огромное, переполненное «море» горя, и от нее снова всколыхнулись волны, бегущие только на них и, окатывая холодной безысходностью и страхом. Понимая, что им больше никогда не увидеть ни Оли, ни Лизы, ни доброго и чуть-чуть растерянного в нашем долбанном Российском мире француза Тьерри, они мучились и страдали.
На следующий день после десяти часов стали съезжаться люди на поминки. Артем сам встречал и провожал, отвечал на звонки, несмотря на то, что всю ночь он не спал. Пил снотворное, заваривал травы, включал телевизор и постоянно курил, а впереди был тяжелый день — 40 дней после гибели детей.
Глава 3
Сорок дней.
Артем и приехавшие мужчины, не пожелавшие пройти в квартиру, стояли внизу у подъезда и в основном курили, перебрасываясь редкими предложениями и репликами, в основном по поводу убийства, выстраивая свои версии.
Солнце, вышедшее из-за большой тучи, освещало своими теплыми лучами уже прогретую за май месяц землю, которая покрылась зеленым травяным ковром. Березки нарядились листвой, распрямились обвисшие от зимы ветки, и на клумбах распустились нарциссы и тюльпаны.
Два микроавтобуса подрулили к дому, припарковались у тротуара, и Артем увидел знакомое лицо водителя, который приезжал прошлый раз на похороны. Это был транспорт, который подогнали по указанию Сергея Красцова. Накануне Олег Алексеев решил все вопросы по этому транспорту. Друзья помогали, как могли, и от этого Шмелев чувствовал себя не одиноким и, видимо, уважаемым друзьями.
— А у меня вчера, мужики, у метро «Бунинская Аллея» машину украли. Домой вернулся около часа ночи. Говорят, видимость камеры наблюдения перегородил столб. Мне без машины хана, — сказал Артем и добавил: — Я это вам как друзьям, для информации, к вашим версиям. Может быть, тут тоже есть какая-то связь?
— Артем Викторович, а не слабо на моем «Ровере» поездить, а то пока страховку получишь, и получишь ли еще её вообще? — сказал стоящий справа от Артема Павел Медянин, тоже полковник запаса. Он показал рукой на вполне приличную машину золотистого цвета.
— Пойдемте, Артем Викторович, посмотрим и, если берете, я сейчас же даю доверенность и документы на машину.
— А как же сам? — спросил Артем.
— Сам поеду на метро, у дома в Мытищах у меня стоит «американец», автобус, типа нашего «Соболя», так что не беспокойтесь. Колеса есть.
Все, кто присутствовал при этом, были приятно удивлены и, наверное, довольны, что хоть этот вопрос как-то разрешился у Артема. Ведь наверняка каждый из них, узнав о краже, думал, как помочь другу, а тут все так быстро разрешилось.
Медянин Павел, как всегда, был на высоте. Друзья знали друг друга еще с 1985 года, когда Артем командовал Владимирским танковым полком, а Павел был на то время зампотехом роты.
Артем благодарно посмотрел на друга и сказал:
— Если ты от Мытищ приехал в цивильном костюме и, зная твои познания в автомобилях, я принимаю твое предложение и обещаю к ноябрю вернуть машину тебе назад.
Артем и Павел обнялись, как старые и добрые друзья, тем самым у тех, кто их мало знал, вызвали добрые чувства, пусть не слезы, но позывы к уважению такой дружбы.
Сорок дней после смерти отметили по всем возможным православным традициям. В зале, где проходили поминки, не нашлось никого, кто бы смог вести поминальную трапезу. Артем сам говорил, потом предоставлял слово другим. В целом, это тяжелое, но нужное мероприятие закончилось в 15 часов. Родители и сестра зятя после поминок впервые попали в квартиру Артема и Людмилы. Они увидели комнату, в которой до замужества жила Ольга, они увидели собачку Джемму, которую безумно любила Лиза, они сидели на диване, который раскладывал Тьерри, когда они приезжали в гости с ночевкой.
Артем умышленно не снимал и не убирал ни одной фотографии со стен и других мест, где они были размещены, несмотря на постоянное присутствие через эти фото тех, которых вернуть в дом было невозможно. Узнав о расходах в ресторане, французские родственники отдали Артему такую же сумму, не приняв никаких возражений.
Французы прошли по всей квартире. Плакала мама Тьерри, сильно плакала его родная сестра Изабель. К 19 часам все поехали в «Винный клуб», где Оля работала под руководством замечательной женщины Ирины Курмановой, директором этого клуба, которая организовала поминальный вечер, так как Ольгу знали все, кто бывал на дегустации вин. Народу было много. Много соболезнований, много вина, много добрых и печальных было сказано слов. Чувствовалась искренность в том, что Олю любили все, кто только с ней знакомился. Говорили о ее красоте, о ее профессионализме и высокой порядочности, ее отзывчивости и сочетании ума с красотой. Но ни Артему, ни Людмиле, ни всем остальных родным и близким от этого не стало легче, просто и французы, и те, кто мало знал Ольгу, понимали, насколько тяжела утрата. Оля — неординарная личность, и реально таких детей, которые так трепетно относятся к дружбе и любви родителей и вообще излучают только позитив, очень мало. Вечер памяти прошел, и Артем со слезами на глазах высказал огромное спасибо Ирине Кармановой, которая тоже любила Олю, как родную дочь, и на глазах у нее тоже постоянно были слезы.
На следующий день, 30 мая, уставшие и убитые горем французы улетали домой в Париж. Накануне при расставании у галереи «Винного клуба» договорились встретиться в квартире на Тверской, где переводчика не надо, сказали они, будут, мол, друзья Тьерри переводить при посещении обгоревшей квартиры. Провожать их в Шереметьево решили Артем, Людмила и дочь Юля с мужем Павлом. Они за полчаса прибыли в квартиру, а через 25 минут после договорного времени прибыли французы, их привез на своей машине друг Тьерри — Шарль, который подняться в квартиру категорически отказался. Он был потрясен гибелью друга. Особенно когда был на опознании трупа.