Судьбы, как есть
Шрифт:
— Я постараюсь довести до Вас, что сегодня делается по расследованию, то, что было раньше, я знаю, что вы обо всем в курсе дела. Но пока вы были на Сахалине, у нас появилось кое-что инте-ресненькое.
— Я Вас внимательно слушаю, — сказал потерпевший Шмелев.
— Вы знаете, что при производстве обысков в обеих квартирах были обнаружены золотые ювелирные украшения покойной Ольги Карделли, вашей младшей дочери. Даже скажу больше, нашим сотрудникам пришлось часть из них снимать с гражданской жены Ашотова и ее дочери.
— Вот обнаглели, — возмутился откровенно Артем.
— Дальше,
— Да, после того, что мне пришлось пережить, мне же пришлось настаивать на продолжении расследования и контролировать его ход. У вас же в отделе не все это дело восприняли, как надо.
— Кого вы имеете в виду?
— Как кого? Хмелюка.
— Давайте так, что было, то было. Поймите, если мы сейчас не соберемся, то до 20 октября не успеем, и Мормурадова придется выпускать.
Когда Артем это услышал, то желваки заходили на скулах так, что это не ускользнуло от внимания Кремнева.
— Успокойтесь, я на вашей стороне. Будем делать, что надо, и думаю, этого никто не допустит, хотя закон для всех одинаков.
— Конечно, преступники имеют больше закона в свою пользу, чем потерпевший.
— Не всегда. И хочу вам сказать, что есть указ председателя Верховного суда о подробных правах потерпевших.
— Это, конечно, интересно, но мне бы хотелось знать, что будет с Ашотовым, и как будем работать по Гарисову?
— Планы есть по Гарисову, а завтра я представляю материал, верней, по-простому, ходатайство перед судом о взятии Ашотова под стражу. Больница его выписывает, надо забирать.
В то время у Артема и в мыслях не было самому проверить, как составлен этот документ, поприсутствовать при принятии решения судьей. Не знал Артем, что теперь он уже имеет на это право.
— С Ашотовым ясно, ни в чем не признается, никого не знает, везде был пьян, ничего не помнит, убийц в глаза не видел. А что по Гарисову?
— По сведениям из Узбекистана Гарисов не в бегах, он проживает у своей матери.
— А что, если мы снова попробуем вытащить его сюда. Есть два способа: первый — через моих друзей силовым методом, укол, и спящего через границу в машине, а второй — отправить адвоката Добрынина, попробовать обработать его так, чтобы он сам приехал сюда. Мормурадовские братья тоже не дадут ему спокойной жизни и в Узбекистане, он сдал подельника с потрохами и еще все убийства и поджог сваливает на Мормурадова.
Следователь Кремнев поднял указательный палец, давая понять, что хватит говорить, и сказал сам:
— Первый вариант исключаю сразу. Представьте себе, на суде Гарисов только и будет заявлять, что его насильно привезли в Москву. До суда еще через его адвоката может подняться такой шум, что работать нормально не дадут.
— Знаете, Александр Андреевич, а я еще и не видел, чтобы кто-то, кроме моего адвоката, нормальную работу довел до конца. Извините, но это, к сожалению, так.
— Мы доведем, только мне надо зацепиться посильней.
— Вам нужны помощники хорошие, хороший, думающий оперативник.
— Да, я согласен.
— Так вот, один такой есть. Это капитан Гусев, который на сегодня находится в отпуске и с 9 августа приступает к работе. Надо его обязательно взять снова в дело. Во-первых, он все до результатов обысков знает, и то, что заговорил Мормурадов, — это его работа.
— Очень хорошо, я воспользуюсь вашей рекомендацией. У вас, говорят, очень грамотный адвокат, и он был когда-то долгое время следователем.
— Да, был, и он помогает в расследовании и словом, и делом.
— Наслышан!
— Я хочу попросить его съездить в Узбекистан и поговорить с Гарисовым.
— Опасно, — резко отреагировал следователь.
— Да, опасно, но ведь надо, — убеждал Шмелев.
— Надо бы его сюда, этого убийцу. То, что он принимал участие, и активное, я ни сколько не сомневаюсь, просмотрев его показания на видеозаписи. Мне нужны новые факты на него, очные ставки с Мормурадовым, Турдыевым и Ашотовым. Понимаете, так его разоблачить, как здесь, с помощью пособников, кто вместе с ним совершал убийство, и других оперативных действий, в Узбекистане не сможет уже никто. Там все будут на его стороне, его мать, его девушка, его друзья-уголовники, местный адвокат, и менталитет, и религия. Если ему там дадут пожизненное, то он лет через пятнадцать выйдет из тюрьмы и забудет, что где-то парятся на нарах в России его соучастники преступления.
— Почему вы так считаете?
— А вы проанализируйте, сколько лет выносили в приговорах этим ублюдкам и сколько они сидели. Говорят, в Узбекистане в тюрьмах очень часто долго не держат. Дают много, а сидят мало. Мормурадову за разбой дали девять лет, а отсидел всего два года из-за боязни снова не сдержаться и натворить что-то еще у себя на Родине, бывшие заключенные пытаются начать жизнь с чистого листа, но уже в России и не порядочным путем, а тем же разбойным промыслом. Смешаться с толпой гастарбайтеров, выбрать объект, сорвать куш — и в Узбекистан, а там залечь на дно. Так ведь сделали и в нашем деле эти негодяи со своими покровителями.
— Вывод, товарищ следователь?
— Вывод один, надо Гарисова пока в Узбекистане под стражу не брать. Иначе все, из СИЗО нам его никто не отдаст, если потом он захочет поехать в Москву. Это уже будет другой расклад. Ни одно нормальное государство своих граждан не выдает. Реально у Гарисова есть шанс получить у нас чуть больше двадцати лет, но при одном условии, если он расскажет так, что все сойдется и будет правдой, и, я думаю, Вы тоже не будете противиться?
— Согласен! Значит, у нас один вариант помочь убийце понять, что в Узбекистане его посадят по полной, если нет, то его достанут там все равно. И это, я думаю, реально.