Судныи? день
Шрифт:
Он положил свой подбородок мне на макушку.
— Он на грани того, чтобы стать самым могущественным ублюдком во всем чертовом мире, — он говорил с тихим благоговением. Потрясенно. Затем его голос понизился. — Такой силой можно овладеть только в кромешной тьме. Такое дерьмо поглотит тебя, если ты позволишь ему. Ему нужно, чтобы ты была его светом.
Ветви защемили мое сердце. Я знала, на что способен Грей. Я видела тьму, которая обитала в нем. Он убил человека голыми руками, чтобы спасти меня. Насколько темнее он стал?
Если этого было достаточно, чтобы заставить Линкольна
— Ты меня пугаешь.
— Нет, — Линк отстранился. — Тебя так просто не напугаешь. Вот почему он выбрал тебя, — он поцеловал мой лоб. — Я знаю это, потому что именно поэтому я тоже выбрал тебя.
Была первая любовь — та, которая разрушила барьеры и украла невинность. Та, что зарылась глубоко внутри. Та, которая училась, росла и оставалась рядом даже в неудобные моменты. Та, которая случилась только один раз. Потом была другая любовь, иная любовь — такая, которая провела черту, разделив до и после. До них и после них. Эта любовь была похожа на убежище в бурю. Она видела красоту, когда мир видел хаос.
Мне посчастливилось найти и то, и другое.
Я посмотрела на Линкольна, мою первую любовь.
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, — он поднял меня, перекинув через плечо, заставив меня завизжать. — И на случай, если ты забудешь, кому ты принадлежала сначала… — он шлепнул ладонью по моей попке, а затем впился зубами в нежную плоть моего бедра.
* * *
Сады в поместье Грея цвели. Кухня была белоснежной и безупречной. Наши шаги отражались от мраморных полов и высоких потолков. В вазах на столах стояли свежие цветы. В каждой комнате пахло цитрусовыми. Чистотой. Хрустящий.
Я вдыхала все это.
— Как хорошо, что вы вернулись, леди Лорен, — сказала миссис Мактавиш, когда я последовала за ее торопливыми шагами через кухню и вверх по лестнице. В свою комнату.
Меня зовут Лирика. Мне нравилось, что Грей называл меня по имени в те моменты, когда мир не наблюдал за нами, моменты, которые принадлежали нам.
Вернулась ли я?
На эту ночь — да. Но сколько времени пройдет после этого?
Я не знала.
Каким человеком я стала? Может, Малкольм был прав. Может, я не заслуживала его сына. Может быть, я не заслуживала и Грея.
— Леди? — позвала миссис Мактавиш, и я задумалась, сколько раз она уже произносила мое имя.
Я моргнула, затем сфокусировалась на ее добром лице.
— Простите, миссис Мактавиш. Что вы сказали?
Она улыбнулась. Ее глаза были полны прощения, которого я не была уверена, что достойна.
— Я сказала, что надеюсь, что вы останетесь ненадолго, — она открыла дверь в мою комнату.
Ничего не изменилось, но все изменилось. Стены были такого же мягкого золотисто-желтого цвета, а на полу лежал плюшевый бежевый ковер. Кровать у дальней стены была застелена белым и королевским голубым постельным бельем, изголовье обрамлял балдахин из шелковых занавесок. Покрывало было не потрепанным, не застиранным. В свою первую ночь здесь я заснула, услышав голос Грея у себя в ухе и увидев лицо Линка. Правда за этим откровением врезалась в меня. Они всегда были вдвоем.
Мой взгляд остановился на зоне отдыха с двумя креслами кремового цвета и диваном перед камином. В центре висела хрустальная люстра. Шторы были открыты, позволяя солнцу светить через большое окно, выходящее в сад. Пахло лавандой.
— Вчера я положила сюда свежее мыло, — сказала миссис Мактавиш. Это был маленький жест, но от него исходило столько комфорта. Она тоже скучала по мне.
Я увидела ванну на периферии, и мое сердце упало, представив Грея на полу, прислонившегося спиной к стене с книгой в руках.
— Спасибо, — я улыбнулась. — Но она мне не понадобится, — она улыбнулась, и я продолжила. — Я не буду спать здесь сегодня, — я буду с Греем.
Ее лицо засияло от невысказанного смысла. Я не ожидала ничего меньшего.
— Точно. Конечно, нет, — ее дыхание вырывалось с волнительными всплесками, когда она торопила нас выйти из комнаты, как будто я передумаю, если она этого не сделает. — Мистер Ван Дорен скоро должен быть дома, — вся надежда, которую она хранила все эти годы, пропитала каждый слог.
После многих лет хождения мимо его комнаты, гадая, какие тайны она хранит, я наконец-то узнаю. И это будет не из-за какой-то извращенной церемонии. Не нужно было ходить по опасной черте и бояться ее переступить. Все было по-настоящему. Надежда, на которую я отказывалась надеяться, наконец-то была жива и дышала. Между нами больше не было расстояния. Больше не нужно ненавидеть себя за то, что я жажду его прикосновений. Его запаха. Его присутствия.
Я провела рукой по перилам из полированного дерева, пока мы шли по лестнице. Кончики пальцев рисовали воображаемые штрихи на стенах, прикасаясь к ним, чтобы убедиться, что все это реально. Я была здесь. Мы свернули за угол и направились по знакомому коридору. У меня пересохло во рту, сердце колотилось.
— Я подожду в библиотеке, если ты не против, — библиотека. Мое убежище.
Она настороженно посмотрела на меня, затем прочистила горло.
— Вы говорили с мистером Ван Дореном? Он сказал вам…
Она отскочила от моей спины, остановив свои слова, когда я остановилась. Замерла. Мое сердце упало в желудок.
Он сидел на диване в библиотеке. Его черты лица были сильными — подбородок, нос, скулы, элегантный силуэт, как у Грея.
Его глаза были поразительно голубыми. Как у Грея.
Его кожа была красивого бронзового цвета. Как у Грея.
Он был еще ребенком, но от его присутствия у меня перехватило дыхание.
Невозможно было ошибиться.
У Грея был сын. И он сидел в этой комнате. Мой пульс был бешеным, трепещущим, пульсировал в ушах, в венах, в каждой тонкой точке моего тела.
Миссис Мактавиш обошла меня и прошла в библиотеку. Она остановилась рядом с ним.
— Это Киаран, — ее слова оборвались, как будто она не была уверена, как их закончить.