Сумасшедшая шахта
Шрифт:
В этот момент в сауну вошел Шура. Окинув взглядом бездыханного Баламута, он, сделал знак Елкину, приказывая взять Баламутова за руки. Когда Елкин выполнил его немой приказ, Шура взялся за ноги Коли и они вынесли его прочь. Ногами вперед.
Решив, что и мое перезомбирование закончено, я вернулся в сауну и стал собирать одежду. Когда я закончил и направился к выходу, кто-то, не заглядывая внутрь, захлопнул дверь у меня перед носом. Видимо, мой черед слушать песни Смоктуновского еще не настал.
Я пожал плечами и поудобнее улегся на полу. Никакого беспокойства за свою жизнь я не ощущал. Все происходящее
Я послонялся по сауне и, отодрав от деревянной обшивки пару щепок, вернулся к двери и, отжав ее наружу, вставил щепки в образовавшуюся щель. Под дверью сразу же стало прохладнее и я улегся под ней в полной решимости не вставать даже тогда, когда принесут воду.
Когда я пришел в себя, рядом со мной сидел на корточках Смоктуновский. Он слабо улыбался; было видно, что думает он уже не обо мне, а о вселенской поэзии. Тут сзади к нему подошел Шура и, слегка тронув его плечо рукой, приказал удалиться.
Когда Смоктуновский ушел, Шура присел передо мной и, сделав длительную паузу, спросил:
– Кто ты?
И неожиданно для себя я, зло прищурив глаза, выпалил:
– Шура я! Я – Шура!
– Шура? – сразу растерявшись, переспросил он. – Какой Шура?
– Проходчик Шура! На зоне меня Хачик опустил и я заболел душевно. В психушку попал, потом удрал. Но Хачик меня преследовать злостно начал. Даже мертвый. Он из могилы людьми командует, ко мне стаями присылает. Знает, гад, что секрет я знаю, как его душу бессмертную изничтожить. И тебя он по мою душу прислал, но ты меня в лицо не знал и потому всех подряд, фашист, мочил. Но конец тебе пришел. Раскрыл я тебя. Сейчас я тебя в баню посажу, калориферы включу и дверь заколочу. Будешь сидеть, пока вся дурь из тебя не вылезет. Но перед этим я всех сейчас сюда позову и ты им все про себя, паразита, расскажешь.
Выпалив все это, я собрался уже идти за зрителями, но увидел на полу предбанника неведомо как попавший сюда блестящий металлический шар от большого подшипника. И, вспомнив, какую-то научно-популярную книжку о гипнозе, я решил еще немного покуражится над ошалевшим Шурой. Подняв шар, я взял Шуру за руку, подвел к окну бытовки, посадил на стул, а сам сел напротив на другой.
– Смотри на шарик... – тихо, но уверенно прошептал я. – Смотри... Смотри... Ты весь в него втягиваешься и в нем засыпаешь... Засыпаешь... Ты расслабился... Расслабился и закрыл глаза...
К моему удивлению Шура выполнил все, что я ему нашептал. Он сидел неподвижно с закрытыми глазами и тихо посапывал.
"Ну, ты даешь! – подумал я о себе. – С такими талантами, да в тайге клещей кормить. Да я всех Кашпировских за пояс заткну. Деньги лопатой буду грести! Но сперва надо выбраться отсюда без существенных телесных повреждений..."
И, приблизив лицо к Шуриному, я начал говорить:
– Ты Чернов Женя, а здесь на шахте я тебя Костиком называю. Из Москвы ты сюда прибыл доллары в шахте искать. Узнал о них из Юдолинской записной книжки. И все, что ты хочешь – это найти их и мне отдать на пропитание сумасшедшим Харитоновки, а также в личное пользование. Теперь ответь, кто ты?
– Я Чернов Женя из Москвы. Здесь меня Костиком зовут. Я ищу доллары на шахте, – монотонно ответил Шура.
– Молодец. Всегда это помни. Еще не забудь, что Хачик тебя душевно приговорил меня, Шуру, убить, но я тебя, гада, вовремя перезомбировал. И еще ты – инженер-геолог, кандидат наук и приблизительно говоришь по-английски. И в Москве у тебя двое детей. Мальчик 25 лет и девочка 5 лет. Зовут их Валя и Поля. Да, еще у тебя в Москве есть классная любовница по прозвищу Хвостатая смерть. Телефончик ее у Шуры возьмешь. Теперь спи спокойно, товарищ, ровно десять минут.
И, оставив Шуру сопящим на стуле, я направился было в столовую, но сообразив, что манию преследования никаким гипнозом не выбьешь, вернулся к нему и сказал:
– Да, Женя, чуть не забыл. У тебя – мания преследования. Микробы тебя повсеместно преследуют. Совсем озверели – лезут отовсюду. Будешь по двадцать пять раз на дню руки хозяйственным мылом мыть. Запомни – по двадцать пять раз! Не больше и не меньше.
Спустившись затем в столовую и найдя там всех, кроме Бориса с Инессой, я попросил подняться их наверх. Коля идти отказался, сославшись на чрезвычайную занятость борщом. Когда психи ушли, в мое сердце заползло гадкое подозрение и я бросился в свою спальню. Открыв в нее дверь, я увидел под люстрой голый Борькин зад и под его головой – головку во всю оргазмирующей Инессы.
– Ну, ты и сукин сын! – только и смог сказать я, чрезвычайно расстроенный изменой любовницы. – Кончай скорее, гад. Ты мне все кино испортишь.
И, выходя из спальни, обернулся и гаркнул во все горло: "Инесса, тебя Шура зовет". И ушел наверх, в бытовку.
Когда Шура проснулся, мы все, кроме Коли, стояли вокруг него.
– Ты кто? – грозно спросил я его.
– Я – Чернов Евгений. Здесь меня Костиком зовут, – сказал Шура, брезгливо рассматривая свои ладони. – Хачик меня подговорил Шуру вашего убить. Но Шура меня вовремя перезомбировал. А сюда я приехал из Москвы доллары искать. Можно я пойду руки помою?
– Потом, Костик, помоешь! – ответил я ему и, грозно оглядев притихших зрителей, продолжил:
– А я кто?
– Ты Шура! – сказал он с уважением. – Ты здесь самый главный.
Уловив это уважение я подумал: "А уважал ты себя, гаденыш... Наполеоном ихним себя считал..." И, усмехнувшись догадке, продолжил допрос:
– А фамилию мою знаешь?
– Нет не знаю. Ты сам ее за ненадобностью забыл.
– А кто такой Хачик знаешь?
– Да. Кликуха это Мартуна Харатьяна. Он за тобой охотится из-под земли. Убить хочет.
– Есть вопросы? – положив руку на плечо Эксшуры, оббежал я взглядом шахтный народ.
– Ужинать пора, Шура, – сказала Инесса, обращаясь ко мне. – Борис мой проголодался, есть хочет.
Остальные молчали, переводя глаза с меня на Эксшуру и обратно. Тридцать Пятый подошел ко мне поближе, посмотрел прямо в глаза, затем медленно втянул в себя воздух. Выдохнув, он кивнул головой и встал слева от меня. Он всегда стоял слева от Шуры.
Не скрою, что проделанная с Шурой работа меня изрядно повеселила, но полного удовлетворения не было – теперь ведь мне не у кого спросить ни о том, кому понадобилось устраивать нам банкет с подслушиванием в ресторане, ни о том, зачем нас похитили из Кавалерова... Если сейчас я – Шура, значит спрашивать можно только у себя...