Сумеречный судья
Шрифт:
— Хоть кто-то оценивает Багдади так, как тот заслуживал!
Элдарион казался очень довольным.
— Я издавал его магические стихи — правда, потому что они приносили деньги. И принесут еще больше после того, как поэт застрелился. Но я никогда не понимал, чему тут все восхищаются. Багдади был отвратителен — от него всегда несло выпивкой, я ни разу не видел на нем чистого воротничка. Я тоже не против выпить — но Серхио жил, как грязный баргест. Приятно встретить того, кто смотрит на вещи здраво! Ладно, ченселлор —
— Подумайте, прежде чем раскошеливаться, — посоветовал я. — Перед самоубийством поэт мог просто сжечь стихи — нашел их недостаточно гениальными, или решил наказать жестокий мир, лишив его своего творчества. Это тоже было бы возвращением к классике.
Элдарион перестал смеяться.
— Как, говоришь, они тебя называют? — спросил я.
— Франсуаза Мирандарэль.
— Нет, — я покачал головой. — В переводе.
Девушка надулась.
— А, — вспомнил я. — Френки Мозгодавилка.
— Скотина.
Летающий экипаж нес нас высоко над Санта-Хаваной.
— Это прекрасный вид спорта, — Франсуаз начала горячиться. — Чистый, благородный, для настоящих воинов. Я лучшая среди любителей; теперь хочу стать профессионалом.
— Напомни-ка правила.
— Ну, претендент бьет чемпиона три раза кулаком в лоб. Если тот умирает, теряет титул.
— И правда, какой чудесный вид спорта.
— А то, — ответила девушка, не услышав иронии. — Не могу понять, почему в Преисподней его не жалуют.
Летающий экипаж опустился перед таверной.
Я заплатил кредиткой, засунув ее коренному в зубы.
По случаю отборочных соревнований, в трактире никого не было. Хозяин поспешно вытирал со столов крошки. Завидев нас, перекинул через плечо полотенце и скрылся в задней двери, даже не предложим нам эля с дороги.
В дальнем углу высился на лавке огромный риноман, с тяжелым рогом между маленькими глазами. Серый гнолл массировал ему плечи.
Три кобольда, в серебристых кольчугах, перекидывались в картишки. Перед одним уже высилась горка медных монет, а остальные поглядывали на него недобро, — подозревали, что мухлюет.
— И все? — разочарованно спросил я. — А где торжество? Трибуны, полные беснующейся толпы. Олимпийский огонь. Букмекеры принимают ставки.
— А, — Франсуаз отмахнулась. — Это просто кастинг. Претендентов полно; каждый деревенский дурак уверен, что его лоб крепче кулаков. На каждого не нафанфаришься.
Она глубоко задумалась.
— Вот почему плохо быть чемпионом среди непрофессионалов. Какой прок побеждать всяких неудачников? Нет, я хочу в высшую лигу…
К нам шагнул второй гнолл, в длинной голубой мантии.
— Кто соискатель? — спросил он, не пытаясь скрыть, какую скуку наводят на него эти местечковые соревнования. — Протяните руку.
В его мохнатых пальцах появился скипетр с двумя наконечниками. На обоих сверкали волшебные камни. Волшебник повел им вдоль ладони Франсуаз, проверяя, нет ли у девушки невидимых колец или амулетов, которые усиливают удар.
— Можно начинать, — сказал он. — Распишитесь здесь. Будете страховаться на случай смерти? Очень зря, девушка. Воскрешение в Санта-Хаване стоит дорого, к тому же, потеряете все имущество, с которым приехали в город. Имейте это в виду.
Френки тут же выдала фразу, где главную роль играли слова «иметь» и еще одно, однако я приводить ее здесь не буду, ибо вышло грязно и не смешно.
Впрочем, на вкус и цвет.
Риноман поднялся; это был великан, ростом в полтора минотавра. Даже для своего народа он казался огромным. Чемпион шагнул к Франсуаз, и самодовольная улыбка играла на его отвислых губах.
Лоб борца находится так высоко, что девушке пришлось бы забраться на табуретку, — причем на очень высокую. А если учесть, что между глазами гиганта поднимался тяжелый рог, закрывавший половину лица, — становилось ясно, что дотянуться до его тыквы будет непросто.
Френки презрительно фыркнула.
Она резко ударила риномана кулаком в пах. Тот согнулся пополам, воя от боли, затем упал на колени.
Демонесса врезала ему в лоб; такой удар не выдержала бы и крепостная стена, и я уже думал, что соревнования кончились. Не тут-то было.
Череп риномана раздался, как диафрагма, пропустил кулак девушки сквозь себя и сомкнулся вновь на запястье. Франсуаз оказалась в западне; великан поднялся и громко захохотал.
— Смерть! — закричали кобольды, ринувшись к Френки.
В лапах у каждого сверкала острая сабля; гноллы тоже выхватили оружие. Я не вмешивался; знал, что девушка потом мне этого не простит.
Призрачный меч вырос в свободной руке Франчески. Одним ударом она рассекла мускулистую шею риномана, и его отсеченной головой, словно молотом, врезала подбегавшему справа гноллу.
Тот захлебнулся кровью. Упал, и девушка наступила ему на горло. Второй ногой она пнула тяжелую лавку, и та отлетела прочь, припечатав к стене трех кобольдов, словно мух.
Последний гнолл ринулся бежать к выходу; Франсуаз превратила призрачный клинок в диск, и швырнула в спину убийце. Кружащее лезвие отсекло ему ноги, и он рухнул, бессильно царапая руками пол.
Острый диск провернулся в воздухе, и, покорный воле демонессы, обрушился вниз, разрубив гнолла надвое.
— Merde, — пробормотала девушка, освобождая руку. — Наверняка их нанял кто-то из моих соперников. Вот второй раз со мной такое. Стырили мое приглашение, и заменили фейком. Зря я убила их так быстро.