Сумерки империи
Шрифт:
— Галопом марш! — скомандовал он.
И тут капитана словно прорвало
Мы тронулись. Лошади, которых дал нам господин де Сен-Нере, были великолепны, одна лучше другой, и мчались так, словно участвовали в скачках. Едва проснувшиеся крестьяне стояли, застыв, на пороге своих домов и пытались нас рассмотреть, а мы мчались во весь опор, пролетая на огромной скорости одну деревню за другой.
В Курсель-ле-Шосси нам встретился полк
Думаю, если бы мы ответили хотя бы на один вопрос, то до Меца точно не смогли бы добраться.
Лагерь гвардейцев остался позади, но тут случилась неприятность, едва не закончившаяся для меня катастрофой. Началось все с того, что мы догнали длинный обоз, заполонивший всю дорогу, и, чтобы побыстрее его объехать, решили двинуться наперерез через луг. На целине моя лошадь увязала в жирной земле, потом поскользнулась на мокрой траве и рухнула, как подкошенная, а сам я скатился в грязную лужу. Капитан, услышав, как я упал, подъехал ко мне, но я уже был на ногах.
— Вы не поранились?
— Нет, господин капитан, тот, кто участвует в скачках с препятствиями, умеет падать.
И я стал поправлять узду у моей лошади, которая, к счастью, пострадала не более, чем я сам.
— Вы что, занимались скачками с препятствиями? — спросил капитан, впервые удостоив меня взглядом.
Я вскочил в седло, и мы продолжили путь. Единственным результатом моего падения явилось то, что я стал в точности похож на капитана. Глядя на меня, никто не смог бы с уверенностью сказать, кем я был на самом деле: стрелком или гусаром, офицером или солдатом. Теперь мы оба с ног до головы были перемазаны грязью.
В Мец мы въехали через Ворота Немцев [59] , и часовой, увидев нас, застыл с открытым ртом. Город только начинал просыпаться и все выглядело совершенно буднично. Едва проснувшиеся буржуа спокойно открывали свои лавки. Еще никто ничего не знал.
Мы перешли на шаг, однако наш вид по-прежнему вызывал всеобщее изумление. Со стороны могло показаться, что какие-то офицеры опять хлебнули через край. Капитан ехал впереди, а я плелся за ним. Мы добрались до площади Наполеона и свернули на улицу Священнослужителей. В гостинице "Европа", в которой размещался штаб, все еще спали.
59
Грандиозное средневековое сооружение в Меце. Сохранившийся элемент старинных укреплении города, снесенных немецкой администрацией.
— Они спят! Видали такое! — воскликнул капитан.
Было воскресенье, шесть часов утра, но в штабе еще никто не знал, что в субботу армия маршала Мак-Магона потерпела в Эльзасе неслыханное поражение, а генерал Фроссар в тот же день был разбит в Форбахе. Эти господа изволили почивать.
К нам вышел офицер связи.
— Извольте сообщить дежурному адъютанту, что я привез важные новости от маршала Мак-Магона.
В особняке, в котором прежде размещалась окружная префектура, царило нервное оживление. Было похоже, что здесь уже знали о катастрофе, случившейся накануне, возможно, пока не всю правду, но по крайней мере часть ее. Разговоры велись на пониженных тонах, все бросали друг на друга вопросительные взгляды и вместо восклицаний лишь вздымали руки. Со стороны могло показаться, что в доме покойник. В действительности так оно и было, только покойником была сама империя.
Рядом с особняком я заметил некоего субъекта в зеленом кафтане с золотым шитьем, и распознал под этим кафтаном своего старого приятеля, служившего при императорском дворе. Я позвал его по имени, но он так и не узнал в перемазанном грязью солдате своего парижского знакомого, и мне пришлось объяснять ему, кто я такой. Наконец приятель узнал меня и предложил спешиться. В тот же момент к нам подошел адъютант.
— Вы привезли известия от герцога Маджентского [60] ? — быстро спросил он.
60
Титул, специально учрежденный Наполеоном III для Патриса Мак-Магона, который в 1859 г. в битве при Мадженте одержал победу над австрийской армией и спас императора от плена. В награду получил от Наполеона Ш маршальский жезл и титул герцога де Маджента.
— Да, господин генерал, я явился прямо с поля боя.
— Но это невозможно!
— А вы присмотритесь, видите, в каком состоянии мой мундир.
— Я отведу вас к его величеству.
— Идите за мной, — сказал мне мой приятель, решивший, что я тоже явился с поля боя.
Я машинально подчинился, и вскоре мы оба оказались в большой гостиной.
День давно начался, в гостиной было светло, однако лампы в ней продолжали гореть. Чувствовалось, что работа здесь не прекращалась всю ночь. Несколько офицеров в мундирах с золотыми галунами склонились над столами, другие офицеры сидели в углу и беседовали.
Адъютант постучал в дверь и вошел в соседнее помещение. Пока он отсутствовал, мы оставались в гостиной, где нас сразу окружили офицеры.
— Откуда вы явились, сударь?
— Из Рейсхоффена.
— Где он, этот Рейсхоффен?
— В Эльзасе, неподалеку от Нидербронна.
— А это правда, что маршал проиграл сражение? До нас дошла только смутная информация от генерала Легля.
— Откуда вы явились, сударь?
— Увы, это чистая правда.
— Значит, это разгром?
— Войдите, — сказал адъютант, открывая дверь.
Я, понятно, не пошел за капитаном, но думаю, что, глядя на мое обмундирование, могли бы пригласить и меня. В такую минуту слой грязи и красной пыли, под которым невозможно было разглядеть мой солдатский китель, значил больше, чем расшитый золотом генеральский мундир. К тому же адъютант в сложившихся обстоятельствах так гордился своей бурной деятельностью, что, наверное, пригласил бы целый эскадрон, будь он у него под руками. Похоже, ему казалось, что таким образом и он участвует в сражении.
Присутствующие окружили меня и попытались разговорить. Но я отвечал, что сам ничего не видел и повторил лишь то, что знал. Для генералов и офицеров, которые вообще ничего не знали, и этого было достаточно. Завязался спор. Все осуждали маршала за то, что он ввязался в сражение, и с одобрением говорили о действиях генерала Фроссара, которого застали врасплох. Складывалось впечатление, что быть застигнутым врасплох расценивается как свидетельство воинской доблести. "Он не знал, что пруссаки стянули значительные силы и готовы атаковать, он не думал, что готовится серьезное сражение". Было очевидно, что здесь, в штабе, у генерала много друзей.