Сумерки империи
Шрифт:
Никто уже не ворчал себе под нос. Теперь все громко ругались. Офицеры ругали генералов, солдаты — офицеров. Солдаты были убеждены, что их предали, и никто не стеснялся говорить об этом вслух. С тех пор, как нам объявили о начале боевых действий, прошла неделя, но мы до сих пор не участвовали в боях, и солдаты все больше падали духом. Мы больше не доверяли своим командирам и даже потеряли веру в самих себя, а некоторые громко заявляли: "Плохи наши дела, что-то тут не так". Мы уже не знали, кого винить. Каждый думал: "Генералы у нас дармоеды. Солдаты ни на что не годны". Лишь об императоре пока не сложилось единого мнения. Многие все еще относились к нему с уважением и при упоминании его имени пожимали плечами. На его счет чаще отпускали шуточки, чем демонстрировали презрение и жалость. Но всем нам было стыдно за императора.
— Все из-за его честолюбия, — заявил как-то вечером наш сержант. — В
— А я сроду не хотел идти в солдаты, — ответил бретонец, — мне нравилось быть подмастерьем у пекаря.
Но несмотря ни на что мы не собирались впадать в отчаяние. Солдаты знали себе цену, а поступавшие сведения помогали укреплять веру в наши возможности. Ведь в Форбахе и Фроэшвиллере французские солдаты проявили себя, как настоящие герои. Эх, если бы не начальники, мы бы им показали! Жаль, что во главе армии стоят не те, кого мы хотели бы видеть. Послушав, что говорили солдаты, можно было подумать, что настал час народного гнева, и над придворными генералами уже занесен карающий меч. Но все это были одни слова.
Поступил приказ занять позицию по берегу Нида, и мы решили, что в этом месте пруссаки нанесут удар. Нид — это небольшая река, протекающая к северо-востоку от Меца. Она перерезает две идущие из Германии дороги, по которым ожидался подход неприятельских войск. Наши генералы не сомневались, что пруссаки двинутся именно по этим дорогам, так как были твердо убеждены, что расстояние между двумя точками можно преодолеть только по прямой. "Вы идете с севера, а мы с юга, и, значит, мы неминуемо должны встретиться. Если же вы пойдете в обход и зайдете нам в тыл, то это будет не по правилам".
Однако пруссаки нарушили правила честной игры, в очередной раз проявив полную невоспитанность. Об этом мы узнали, когда пришел приказ вновь сняться с позиций, отступить и занять новые позиции непосредственно под стенами Меца.
Мы расположились вблизи форта Белькруа [61] , и тут меня вызвал к себе полковник.
— Вы ведь сильны в географии, не так ли? — спросил он.
— Еще бы! Мой наставник вдалбливал мне ее несколько лет.
— Как же, папаша Шофур, помню-помню. Какой он был забавный с его вечной суетой и париком. Сейчас он очень пригодился бы в наших штабах. Но поскольку Шофура с нами нет, остается рассчитывать только на его ученика. Отправляйтесь в Мец и за любые деньги раздобудьте мне карту местности. Только найдите настоящую карту с рельефом и дорогами. Постарайтесь также найти какие-нибудь карты севера Франции, желательно, чтобы они охватывали территорию до Дижона и Парижа.
61
Квартал Меца, на территории которого расположены старинные фортификационные сооружения.
— Полагаете, что отступать придется настолько далеко?
— Мне это неизвестно, но считаю, что это было бы правильно. В нашем нынешнем положении больше ничего не остается, и не я в этом виноват. Придется нам вспомнить тактику Наполеона I, которую он применял, когда ему пришлось воевать на территории Франции. Самое лучшее сейчас — это оставить в Меце сильный гарнизон, переместить одну часть войск на юг Эльзаса, а другую — на плато в районе Лангра [62] . Тогда пруссаки окажутся зажаты между нами и Парижем, и положение их станет критическим. Не знаю, решится ли на это командование, но в любом случае я не желаю двигаться вслепую. Нам раздали карты Германии, но у нас нет ни одной карты Франции. Да еще наши начальники совсем не знают географию собственной страны! Взять, к примеру, бравого генерала Кордебюгля. Две недели назад он спросил у меня, на каком расстоянии от границы находится Мец. Когда я ему сказал, что от Меца до границы шестьдесят километров, он мне не поверил. Так и заявил: "Мы ведь уже две недели топаем черт знает по какому маршруту, то движемся вперед, то откатываемся назад. В принципе это не имеет значения, но то, что вы принимаете за километры, это на самом деле наши лье [63] , полковник". А тут еще река Нид со всеми ее поворотами и двумя рукавами. Она его совсем запутала, и теперь он утверждает, что Нид — это вовсе не конкретная река, а такое слово на лотарингском диалекте, означающее реку вообще, и доказывает
62
Город во Франции на реке Марна.
63
В одном сухопутном лье около 4,5 километра.
Я опять возвратился в Мец и на железнодорожном вокзале увидел императора. Мне сказали, что он отправляется в действующую армию, чтобы возглавить ее перед предстоящим сражением.
Значит, скоро состоится сражение! А меня отправили в Мец! Уж не сговорился ли господин де Сен-Нере с моей матерью? Похоже, он пообещал ей, что будет меня беречь. А что скажут товарищи, если я не успею к началу сражения? Что скажет Сюзанна, когда узнает, что я не участвовал в сражении? Похоже, она и так считает, что я слишком засиделся на одном месте. Ее знакомые офицеры участвовали в боях при Виссембурге, Фроэшвиллере, Форбахе, а я все прогуливаюсь от одной позиции до другой. Не хватало мне только спрятаться за крепостным валом Меца в то время, как мои товарищи вступят в схватку с врагом.
Я буквально силой заставил хозяина открыть магазин, на котором красовалась вывеска "Книги", и потребовал, чтобы мне продали карты. Но оказалось, что эта замечательная мысль пришла в голову не только моему полковнику. Карт в магазине не было, их давно раскупили другие офицеры. Придется поискать в каких-нибудь других магазинах. А как же сражение? К счастью, пока не было слышно артиллерийских залпов. Я по очереди оббежал все книжные магазины, но нормальных карт нигде не было и в помине, а те, что оставались, были настолько примитивными, что годились лишь для учеников начальных классов.
Я в растерянности стоял посреди улицы, понимая, что придется возвращаться в полк с пустыми руками. И тут я увидел императора. Он направлялся в особняк окружной префектуры. Возможно, он уже успел дать команду "вперед!", а теперь развернулся и двинулся в обратном направлении, поскольку отныне только так и действует французская армия. Получается, зря мы роптали, ведь точно такие же маневры выполняет сам император.
Впрочем, на этот раз привычный маневр дался ему не просто. Было заметно, что император чувствовал себя крайне неловко на улицах Меца, по которым двигались бесчисленные повозки с мебелью, домашним скарбом и крестьянами, бежавшими от вражеского нашествия. Этим бедолагам пришлось бросить свою скотину под открытым небом, и сейчас они стояли, окруженные многочисленными домочадцами, и смотрели на человека, из-за которого с ними случилась эта трагедия. Глядя на лица несчастных людей, было нетрудно понять, что они о нем думали, и император, не выдержав взглядов своих подданных, отвернулся. Те времена, когда французы кричали "Да здравствует император!", давно прошли. Однако он по привычке машинально поднял руку в знак приветствия, но тут же ее отдернул. Кого тут приветствовать? Ведь его самого никто не приветствовал.
Почти в это же самое время в город вступил пехотный полк. Его солдаты хорошо держали строй, все были чисто вымыты, одеты в новенькую форму и было видно, что оружие у них в прекрасном состоянии. Говорили, что полк формировался в северных департаментах. Жители высыпали на улицы, многие прилипли к окнам, и все кричали "Да здравствует армия!". Невероятный контраст с реакцией людей на проезд императора! В ответ на теплые и искренние приветствия жителей Меца солдаты кричали "Долой Фроссара!". Эти крики были хорошо слышны в здании префектуры.
У меня оставалось достаточно времени, чтобы продолжить поиски карт для моего полковника. Но где их взять? В магазинах карт нет. Быть может, мой приятель, служивший в императорском штабе, поможет мне в этом безнадежном деле? Я направился в префектуру в надежде, что смогу его отыскать. В конце концов, мне это удалось, но пришлось преодолеть тысячу препон, ведь теперь я не был перепачкан грязью, словно после битвы при Форбахе, а открывать двери особняка перед простым солдатом никто не спешил. В ставке императора имелись карты, но в таком незначительном количестве, что не было никакой возможности выделить мне хотя бы одну. Карт Германии было сколько угодно, а карты Франции — наперечет.