Супердвое. Версия Шееля
Шрифт:
– …такое переиначивание, гражданин следователь, свойственно всем дилетантам. Ставя во главу угла желание по–своему взглянуть на проблему, а также пренебрежительное отношение к систематическому мышлению, свойственному «буржуазным писакам», как выразился о немецкой профессуре Гитлер, – они на первых порах могут добиться успехов. Это избитые истины, гражданин следователь.
Стыдно их не знать.
Пометка Евдокимова – «обо мне в следующий раз, а пока разъясните, что значит «на первых порах?»
— Пока враги не усвоят полученные уроки и не перестроятся. Когда это случится, всяким прозрениям, попыткам сделать по–своему – «я так хочу!» – приходит конец.
Наступает время отчаяния!
– …и все-таки из всех разглагольствований старого барона мне удалось выудить несколько практических советов, которые в последствии позволили Второму предстать перед Хаусхофером восторженным поклонником его идей, которые он якобы успел вкусить с молоком отца. Оторвавшийся от жизни и бредущий вслепую профессор должен был клюнуть на такую приманку.
– …Меня по–прежнему тревожил Ротте. Этого толстяка я опасался более всего. Он был из породы преданных борцов – фанатик, причем думающий. Какую цель ставил Майендорф, привязывая Шееля к этому упитанному карасю?
Развязать борова нам помог ни кто иной как Август Штромбах, но это уже случилось после того, как в сентябре 1944 года мы получили радиодонесение из Берлина.
« … в связи с оперативной необходимостью прошу разрешение на вербовку Крайзе Густава Карла.
Первый»
* * *
В. И. Ленин. «Как нам реорганизовать Рабкрин?»
« …Понимая, что начнется на Лубянке после нашего донесения, мы с Алексеем постарались нагнать на своих кураторов как можно больше страха.
Трудность состояла в том, что трезвый анализ подтвердил – Крайзе сумел просветить Толика.
Неоспоримым доказательством можно было считать вопрос, который этот свалившийся нам на голову инвалид задал тетке – как давно этот барон проживает в пансионе?
— Около года.
— За это время он куда-нибудь отлучался? Я имею в виду – надолго?
— Нет. На неделю не больше. А зачем тебе, Густав?
— Интересно, сможет ли этот барон помочь мне отыскать работу?
Сообщить в Москву об этом прискорбном факте, напрочь перечеркнувшим бы возможность привлечь Крайзе к работе, было неразумно, поэтому мы сделали упор на том, что дело, мол, разбухает как снежный ком и в одиночку нам не справиться. Мы довели до сведения руководства, что скрыть от проживающего в «Черном лебеде» оборотня нашу идентичность нельзя, следовательно, встает задача перемены местожительства, а это в подвергающемся бомбежкам Берлине непростая задача. Но главное, изменение адреса оттянет проведение операции «Бабушкины сказки».
Мы гарантировали, что сумеем взять Крайзе под контроль, а в конце попросили Москву подготовить вопросы, на который этот оборотень должен был дать четкие и недвусмысленные ответы».
Из воспоминаний Н. М. Трущева:
« …Вот сукины дети! Я подозревал что-то подобное, однако не имея на руках твердых фактов, не стал выносить сор из избы и поставил перед Федотовым вопрос ребром – без помощников «близнецам» не обойтись.
Почему не Крайзе?»
« …На этот раз на Лубянке сумели избежать паники. Здравомыслие возобладало, и после бурного, на повышенных тонах, обсуждения заинтересованные стороны пришли к согласию – пусть Федотов берет оборотня под свою опеку и распоряжается им согласно представленного им плана.
— Главное, резултат, – подвел итог Берия. – Этого требует от нас партия и руководство страни. Этого требует от нас товарищ Сталин!»
В. И. Ленин. «Как нам реорганизовать Рабкрин?»
« …Я сделал вид, что клюнул на приманку насчет работы и как-то, встретив Крайзе в коридоре, пообещал похлопотать за него.
— Но для этого, Густав, вы должны еще раз подробно рассказать, как вам удалось очутиться в Берлине живым и здоровым, да еще с легальными документами.
— Охотно, господин гауптман, – засмеялся ведьмак…»
Из рассказа Густава Крайзе:
« …трудно назвать вербовочной беседой. Скорее жестким допросом, во время которого сразу определялась мера наказания. Ошибись я хотя бы раз, и эти два похожих как две капли воды большевистских фанатика, не задумываясь, пристрелили бы меня. Впрочем, готовясь к худшему, я продумал пару вариантов, позволявших мне спасти жизнь.
Например, через окно в туалете. Не будет же аристократ сопровождать плебея до самого унитаза.
Впрочем, это нервное… Что-то вроде недоумения или вопля, обращенного к судьбе, позволившей красным взять меня за горло не где-нибудь, а в самом Берлине.
Куда идти, где искать спасения?»
« …я не спал всю ночь.
Меня никто не ждет, я никому не нужен, разве что для галочки в расстрельной ведомости. У нас в Германии очень любят ставить такие галочки – чем больше, тем лучше, – особенно в то бедовое время, когда на территории рейха уже приступили к формированию команд эсэсманов для борьбы с дезертирами, мародерами и фольксшедлинге.
Я не очень-то опасался местных карателей. Куда больше мне досаждал укор и презрение, которыми Таня могла встретить меня на небесах. Эта боль была нестерпима, поэтому в присутствии комиссаров я повел себя бодро – охотно согласился, что в сторонке не отсидишься и долг каждого честного человека внести свой вклад в борьбу с фашизмом, затем подробно ответил на каждый вопрос и в конце подписал обязательство о сотрудничестве…»
«Мы сидели втроем. Пережидая бомбежку, беседовали в темноте.
Когда английские бомбардировщики, отбомбившись на севере Берлина, начали разворачиваться на обратный курс, раздвинули шторы.