Супермодель в лучах смерти
Шрифт:
— А если он прикажет? — настойчиво продолжала напирать Татьяна.
Чтобы хоть как-то отвязаться от нее, Леонтович вяло согласился.
— Если попросит, я ему не смогу отказать… Но пусть тогда девушкам какой-нибудь подарок сделает.
Татьяна поняла, как ей действовать дальше, потрепала Леонтовича по голове и была такова.
К Маркелову оказалось попасть не так просто. У его каюты скучали два охранника. Они не знали никакого языка, кроме своего греческого, поэтому долго не могли понять, чего она хочет. Когда ее вес же пропустили, она с порога спросила
— Думаешь, эти болваны тебя спасут?
— От тебя — да, — в тон ей ответил он.
Татьяна резко изменила тактику. Подошла к Илье Сергеевичу, одетому, несмотря на утро, в официальный черный костюм, опустилась возле него на пол и положила голову ему на колени.
— Глупый, я так боюсь за тебя. Ты же моя единственная опора в жизни.
В ответ Маркелов кисло усмехнулся.
— Я только представила, что с тобой тоже может случиться, как с Лавром, и сердце остановилось. Любимый мой… хочешь ляжем прямо сейчас? — она приподнялась и стала расстегивать джинсовую рубашку.
Маркелов рукой остановил ее решительные движения. Но в глазах зажглись огоньки благодарности. Татьяна, подобно собаке, в тяжелую минуту всегда готова была разделить с хозяином его горести. И ведь умела подгадать момент. Одного такого ее прихода достаточно, чтобы Илья Сергеевич выбросил из головы дурацкие мысли об окончательном разрыве с ней.
Татьяна ласково и заботливо смотрела ему в глаза.
— У меня есть кое-какие подозрения, и зря ты назвал меня дурой. В каюте графа скрывается какая-то женщина. Не Люба, поверь мне, я ее вчера видела. Она ударила меня, да чуть печень не отбила. Такой рукой можно застрелить кого угодно…
— Чушь, — еще больше нахмурился Маркелов.
— Нет, не чушь. Я сейчас разговаривала с Леонтовичем. Он несет моральную ответственность за каждую девушку. И просит тебя официально объявить по громкой связи, чтобы все девушки без исключения срочно собрались в конференц-зале. Там-то и выяснится, Люба скрывается в каюте графа или нет.
Маркелов почувствовал, что от Татьяны пахнет перегаром, и отстранил ее подальше от себя.
— Ты не способна ни дня прожить без интриг. Въевшаяся в подкорку, старая театральная привычка. Помню, в цирке каждое утро, прежде чем начать репетицию, кто-то на кого-то стучал или выливал ушат помоев.
— Я готова поклясться, что к графу в Пирее подсела посторонняя женщина. Тебе этой информации мало? Тогда я пойду к Апостолосу. Может, у него хватит мозгов проверить!
Маркелов скривился. Он не переносил, когда на него давили. Решение приблизить к себе графа, принятое им после известия об убийстве Лавра, заставляло беречь его имя от всяких наветов.
Нервы у всех напряжены, и поди знай, как отреагирует Апостолос на бред Татьяны. Нехотя пришлось уступить железной хватке прожженой интриганки.
Татьяна не поверила на слово, а решила дождаться, пока Маркелов по телефону свяжется с рубкой и попросит Димитриса Паласа передать объявление. Деваться было некуда. Маркелов выполнил ее просьбу.
…Павел проснулся от внезапно заработавшего динамика, встроенного в стенку. На английском, греческом и русском языках несколько раз повторили сообщение для участниц круиза. Их настоятельно просили собраться в конференц-зале для сообщения еще одного решения жюри.
Он зевнул и повернулся в надежде увидеть спящую Антигони. Но ее рядом не оказалось. Динамик заглох, и до уха Павла донесся шум воды из душа. Он мечтательно улыбнулся. После вчерашней кровавой стычки Павел долго не мог заснуть, и чем больше пил и думал, тем ближе становилась свернувшаяся калачиком спящая гречанка с выглядывавшим из-под одеяла плечиком.
Она появилась, завернутая в большую банную простыню, и живо поинтересовалась:
— Что там сказали?
— Всех участниц конкурса приглашают в конференц-зал для вручения какого-то приза. Видно, впопыхах про него забыли.
Антигони нервно закурила и влезла с ногами в кресло. Она смотрела на Павла и удивлялась его безмятежной расслабленности.
— Это же катастрофа! Меня там разоблачат!
— А кто тебя туда пустит? — лениво спросил Павел. — Ты лежишь больная. Уверен, никто и не заметит, что тебя нет. Каждая будет думать о призе, там про других не вспоминают.
Его беспечность не успокоила гречанку. Она продолжала нервничать.
— Поверь моей интуиции… неспроста затевают сбор. Это твоя Татьяна интригует. Она ночь не спала, все вычисляла, где и когда меня видела. Такая не остановится. Тем более, ее подстегивает ревность.
— О чем ты? Какая ревность? Люба здесь давно ошивалась и ничего.
— О, граф, количество женщин, с которыми спит мужчина, мало что дает ему в понимании женского характера. Ты — ребенок. Мне достаточно было вчера на секунду увидеть ее глаза, и я поняла, откуда следует ждать неприятностей.
— Пошла она к черту! А ты ложись и отдыхай.
Антигони соскочила с кресла. Простыня чуть не свалилась с ее тренированного точеного тела. Она смутилась и, прихватив вещи, скрылась в туалетной комнате. Павел снова мечтательно улыбнулся. Он готов был один сразиться со всеми бандитами, находившимися на корабле, чтобы потом иметь возможность обнять и зацеловать это упавшее ему на голову греческое счастье.
— Ты должен пойти и выяснить, что там происходит! — кричала она из туалетной комнаты. Вернулась уже в джинсах и кофточке и продолжила. — Подумай, ночью произошли убийства. Все в панике, и вдруг вспоминают о каком-то призе! Так не бывает. Одевайся и иди в конференц-зал. Нельзя сидеть без информации.
Павел нехотя встал, начал натягивать джинсы, вспомнил, что они в крови, и бросил их в раковину.
— Я отстираю, — вызвалась Антигони и совсем по-семейному посоветовала: — Надень костюм.
Он с удовольствием выполнил ее просьбу. Привел себя в порядок и поинтересовался:
— Ну как я? Похож на мужчину, проводящего весь круиз в постели с очаровательной девушкой.
— Главное, чтобы я была похожа на ту девушку, — рассмеялась Антигони.
— Ничего нет проще, тебе нужно ко мне приставать с утра до ночи…