Суть времени. Цикл передач. № 31-41
Шрифт:
Почему противник так силён? В чём его сила?
Его сила в фантастической разобщённости большинства. В его растерянности. В его повреждённости.
Ибо в тот момент, когда был нанесён удар по идеологии, по смыслам в режиме социокультурного шока, в режиме войны с идеальным, — вот в этом постмодернистском режиме впервые на миллиарды долларов США была осуществлена трансформация умствований постмодернистов в классическую политическую технологию, невероятно эффективную, избавившую Соединённые Штаты от сверхдержавы-конкурента.
Вот с этого момента вот там, в мозгах, торчат эти либеральные или иные другие тараканы. Их много, они там ползают в разные стороны, тянут всё это — кто в лес, кто по дрова. Возникла вот эта мозаика.
Великая заслуга Проханова заключается в том, что он решил эту мозаику собирать. Но он собирал её эклектически, по горизонтали, создавая сначала в своих первых работах некий атлас идеологий, потом превратив газету «День» и затем газету «Завтра» в такой классический постмодернистский коллаж, где на одной странице Бушин говорил о том, что Горбачёв и Ельцин — дети власовцев, а на соседней странице, прямо на просвет, Бондаренко говорил, что генерал Власов — это великий русский патриот, которым мы все должны восхищаться.
Это и назывался коллаж. Я не обвиняю Проханова. Я говорю, что он оказался в реальной ситуации крушения советской смысловой «вавилонской башни». И вот он эти осколки решил собирать по принципу горизонтали, вот так — одно с другим.
Рис. 6
«Раскололась великая советская ваза?», — сказал Проханов. (Как вы понимаете, я использую и вазу, и Вавилонскую башню, как метафоры). «О'кей. Она раскололась — мы её склеим. Мы возьмём клей и начнём по кусочкам это склеивать, объединять это всё против либералов, против сил, которые мы ненавидим, по принципу общего врага и так далее».
Он эту работу сделал. Не сделал бы он её, ситуация была бы ещё на порядок хуже.
Но оказалось, что подобный принцип деятельности… А он в науке называется метаидеологическим. Что такое мета? Это когда у вас есть различные языки, и вы создаёте супер-язык, в котором каждый язык является буквой.
Что такое метатеория? — Это ситуация, в которой каждая теория является буквой вашего метатеоретического языка. Это такая сборка по принципу «оставляем каждого при своём», не меняем содержание каждой из этих клеточек, но налаживаем какие-то связи.
Вот это — рыхлая ситуация. Рыхлая.
Против либералов был и Гитлер, и Сталин, и нормальные западные консерваторы, и мало ли ещё кто. Но это не значит, что они могут договориться об общих ценностях. У них нет общих ценностей. Есть общий враг.
В принципе, ещё долго придётся сохранять этот уровень объединения против общего врага, потому что враг силён и упорен. Он очень талантливо пользуется завоёванными позициями. Ему наплевать на развитие собственной страны, а, значит, он готов использовать и регресс, как средство удержания власти. Он находится в союзе со всеми международными силами, которые хотят добить нашу страну. И воевать против него широким фронтом необходимо.
Но передача «Суть времени» нужна была для того, чтобы начать выработку нового языка. Нового политического языка. Это страшная задача. Это задача, почти обречённая на провал. Но всё остальное полностью обречено на провал.
И в высшей степени мне не хотелось и сейчас не хочется заниматься разработкой нового языка. А что прикажете делать?
Страна больна. Для того чтобы излечить эту болезнь, использовались все возможные лекарства, и они ничего не дали.
Вот осталось это, которое я сам называю проблематичным, эксцентричным и каким угодно ещё. Но я же не от эксцентрики начинаю этим заниматься, не от тяги к эксцентрике. Мне есть чем заниматься в жизни! Я занимаюсь этим потому, что не вижу этому никаких альтернатив.
Все разумные средства спасения страны обречены. Остались безумные средства. Вот это одно из подобных безумных средств.
Мне говорят:
— А почему не использовать другие языки для коммуникаций?
Я счастлив буду их использовать, счастлив. Назовите мне, какие? Какие?
Классический религиозный язык? Какой? Православный. Ну, он и объединит православных. Он не очень хорошо даже их объединяет — по причинам, которые можно обсудить отдельно. Ну, он их объединит. Он же не может их объединить с гражданами, которые так же любят Советский Союз или так же любят великую Россию, но исповедуют другую религию. Например, ислам. Или со светскими гражданами.
Не может? Значит, у него есть заведомо некий радиус. В нём есть его ограниченность.
Не надо его травмировать. У людей есть своё представление о том, как должна быть устроена жизнь, каковы ценности. Но что-то же надо осуществить с тем, чтобы возник другой уровень языка.
Ведь говорили же на советском политическом языке в многонациональном и многоконфессиональном обществе. В полиэтническом и поликонфессиональном обществе. Было же это!
Тогда скажут:
— Почему не вернуться к классическому советскому языку?
— Какому?
Как можно к нему вернуться? Он же почему-то рухнул… Он рухнул, потому что на него оказали мощное воздействие. Но ещё также и потому, что он потерял ту прочность, которая могла бы выдержать это воздействие. И потому, что он не смог защитить себя. И так далее… Ведь к этому есть какие-то глубочайшие причины!
Как мы его вернём? И когда в мире удавалось полностью реставрировать язык? Да, мы, конечно, возьмём всё лучшее — возьмём максимум из этого языка. Если бы можно было просто сделать так, чтобы всё население страны взяло и заговорило на классическом советском языке 60-го или 50-го года — я был бы счастлив и никаким созданием нового языка не занимался бы. Но это же невозможно. Есть хоть один вменяемый человек, который не понимает, что это невозможно?
Дальше. О каком языке внутри этого идёт речь? О марксистском? Но все мы понимаем, что есть 15 разночтений в этом марксистском языке. Вот я попробую потом показать, что о марксизме думает, например, Фромм. А рядом есть другие представления об этом марксизме.
Марксизм уже разошёлся по массе ниш и лакун. И что? Западное левое движение не разгромлено в мире? Оно не держалось только на нас? Оно не потеряло всяческую дееспособность после того, как мы рухнули? Есть оно — это левое марксистское великое поле? Почему левые во всём мире не говорят на марксистском и неомарксистском языке, если он обладает такой высокой коммуникативной способностью, такой высокой убедительностью? Значит, почему-то он ею не обладает?