Суть времени. Цикл передач. № 31-41
Шрифт:
И что же мы теперь хотим восстанавливать?
Либо мы восстанавливаем метафизику. А восстановить её можно только в пределах новой всемирно-исторической миропроектности. И тогда, восстановив эту метафизику, мы восстанавливаем накалённость смысла. А восстанавливая накалённость смысла, мы восстанавливаем мощный язык, как средство коммуникаций и создаём огромное сплочение людей.
Либо у нас метафизики нет…
И тогда нет ни этого языка, ни этого сплочения. Но в этом случае человек, который жаждет смыслов и который в условиях накалённых смыслов, может
Регресс дополнительно одистрофичивает именно такого человека. Именно этот человек оказывается уничтоженным в условиях регресса. Разве мы не понимаем, что если это так, то альтернативы метафизике просто нет.
Либо метафизика — мощный смысл, настоящий огонь, который зажжёт сердца людей, которые сейчас лежат, отбросив копыта, как в том же произведении Стругацких «Обитаемый остров» есть.
Либо мы их включим, дадим им другую энергетику — и тогда они потянут за собою страну. Либо они окажутся растоптанными людьми с мощной корневой системой, которые за счёт специфики советского общества всегда были антисистемными, криминальными и остались таковыми после выхода наружу.
Мы не можем построить никакой новой системы, потому что эти активные люди антисистемны по своему генезису. И они этот генезис воспроизводят в следующих поколениях.
Они — бандиты. Жизнь сделала их ещё большими бандитами, и воспроизводят они бандитизм, как среду своего обитания. В этом смысле они являются той самой прорвой, которая пожирает и будет пожирать страну до конца. Но эта прорва начала зарождаться ещё в советском обществе.
В этом смысле я всегда вспоминаю пьесу Розова «В поисках радости». Там отец погиб на войне. Есть мать и младший сын, которого прекрасно играет молодой Табаков, и есть старший сын, у которого есть жена мещанка.
А сам старший сын должен был защищать диссертацию, заниматься наукой и, вообще, смыслами и всем прочим, но вместо этого жена заставляет его всё время подрабатывать, чтобы покупать вещи. А она уже хлопочет безумно по поводу шкафов, шифоньеров и всего прочего, что с точки зрения того, о чём я говорю, является естественной защитой человека от смертной болезни. Известно, что человек защищается от смертной болезни либо оргиями, разгулом и попытками набирания очков, либо этим вот безумием вещей. Он фактически забаррикадируется в своих дворцах и домах от наступающей на него смерти гобеленами, каминами, картинами, шкафами, телевизорами, видеомагнитофонами и всем остальным.
Он набирает эти очки. Он понимает, что его личность скукоживается, ему надо в виде периферии набрать вот это «иметь». И «иметь» возникает как истерика тогда, когда «быть» перестаёт защищать от смертной болезни.
И вот типичный представитель этого потребительского раннего невроза — жена этого старшего брата, извиняясь перед матерью, говорит:
— Да-да. Сейчас мой муж немного забросил занятия диссертацией. Да, нам надо вот это купить
И сестра этого брата говорит ей, жене:
— Всё ты никогда не купишь…
Жена с изумлением спрашивает:
— Почему?
Сестра отвечает:
— Потому что ты прорва.
И вот эта очень корневая, очень жизнеспособная прорва — этот сорняк — начал бурно расти ещё тогда, потому что смыслы стали ослабевать.
А когда смыслы ослабевают, то слабеет человек с сильной смысловой мотивацией — вот этот, другой человек, для которого и была построена советская система, стал слабеть. Он стал слабеть внизу: в рабочем классе, крестьянстве, в бюрократии, в номенклатуре, в армии, — везде он стал слабеть.
И тогда стал резко усиливаться сорняк, то есть человек с этими мощными корнями, который хочет иметь, а не быть. И который есть эта прорва.
Предательство Горбачёва и Ельцина лишь вскрыло для прорвы фантастические возможности, и она ломанулась вперёд.
Интеллигенция, которая должна была это сдерживать, на какой-то момент предательски перешла на сторону этой прорвы — на сторону криминала.
Я никогда не забуду, как Сергей Адамович Ковалёв от лица правозащитников хлопотал за Япончика, как за «противника советского режима». На сторону криминала, повторяю, на сторону наиболее корыстной и бездуховной части номенклатуры и на сторону вот этого табуна — этой прорвы.
Они слились вместе и сформировали новый класс.
Интеллигенция разрушила смыслы, разрушила идеальное. И тогда табун ломанул вперёд… Он создал это сегодняшнее псевдообщество, этот регрессиум. Он возглавил его. Он стал его политическим классом.
Малую часть интеллигенции он кооптировал в себя в виде обслуги, а другую часть он опустил так низко, как ни в одном обществе, никто никогда не опускал никакую интеллигенцию. Она и получила от него то, что и должна была получить, эта интеллигенция — возмездие.
Теперь встаёт вопрос о том, как выходить из этого ужасного состояния?
Только на пути создания полноценной метафизики, восстановления этих метафизических вибраций, мощного смыслового поля языка и коммуникаций. Только на основе придания совершенно нового качества тому целеполаганию, которое когда-то создало советское общество. Только на этом пути мы можем чего-то достичь.
Ключевой вопрос таков — в чём всемирно-историческая, общечеловеческая исключительность России? Есть она или нет? Да или нет?
Россия в её сегодняшнем ничтожном, гибнущем состоянии, тем не менее, до сих пор обладает не особенностями, — особенностями обладает любая страна — а всемирно-историческим значением и общечеловеческой исключительностью? Да или нет?
Никто, кроме нас, пока что не сказал о том, в чём это всемирно-историческая исключительность. А подменять разговор об этом, единственный, ключевой, страстный, великий разговор рассуждениями об особом пути… Особый путь — это когда весь взвод идёт не в ногу, а господин прапорщик идёт в ногу. Все идут туда… а «особым» путём куда-то прутся… это хохма.