Свадебный круг: Роман. Книга вторая.

Ситников Владимир Арсентьевич

— А сколько вы взяли хлеба с гектара? — спросил хмуро Клестов, повернув лицо к трибуне.

— Пять, — ответил простосердечно Серебров.

— Пять? — задержал внимание зала на этой цифре Клестов и тоном голоса призвал удивиться. — Да вы еще не использовали естественное плодородие. До десяти, даже двенадцати центнеров можно подняться за счет улучшения агротехники, сортовых семян и не тянуть руку за удобрениями, — и он расстроенно отвернулся, возмущенный таким непониманием элементарных вещей. — Низкий урожай — это ведь прежде всего

низкий уровень руководства. Надо искать вину в самом себе, Серебров.

Это была отповедь. И опять же за чужие, Пантины грехи.

— Я говорю не только об удобрениях, — не сдавался Серебров. — А техника? Чтобы с нашими тракторами провести своевременный сев, надо полтора месяца. И дорогу без техники мы держать не можем, и стройматериалы возить.

— Ну, друг дорогой, — проговорил Кирилл Евсеевич еще отчужденнее и сердитее. — Расплакались, руку тянете, а своих ресурсов не используете. Да я уверен, что у вас около ферм горы навоза. Вот вывезите органику…

Тут он был прав, но Серебров уступать не хотел.

— И для этого нужна техника, как минимум шесть тракторов-колесников или два «Кировца», — проговорил он, поигрывая свернутым в трубку текстом выступления.

— Ты брось эту арифметику, — раздражаясь, осадил его Клестов.

— Теперь, Кирилл Евсеевич, пора уже не с помощью арифметики, а с помощью высшей математики руководить хозяйством, — петушисто откликнулся Серебров. Откликнулся так, чтоб не остаться в долгу, а прозвучали слова упреком: отстаете от современного уровня руководства, Кирилл Евсеевич.

Клестов, выведенный из себя, поднялся. Теперь Серебров был вовсе не нужен тут. Можно было с позором садиться на место, но он стоял и ждал, не зная, как ему быть.

— Мы и впредь намерены технику в первую очередь давать тем хозяйствам, где ее используют с отдачей, где с удобрениями работают, а не сплавляют их в реку, — с железом в голосе проговорил Клестов, желая поставить Сереброва на место.

Прав, конечно, был Клестов, у самого Сереброва по-прежнему валялась на земле нитрофоска, потому что так и не сумела убрать ее нераспорядительная слезливая агрономша Агния Абрамовна.

Клестов считал, что он сбил спесь с петушистого председателя Сереброва, еще ничего не сделавшего, но уже требующего всего в полном объеме.

— Садитесь, — бросил он с презрительной жалостью и взмахнул рукой.

Но Серебров не сел. Он выпалил такое, после чего надо было гнать его не только с трибуны, но и из этого серьезного зала.

— Вы меня упрекнули насчет помощи… Если не хотят нам давать трактора, пусть снимут план продажи зерна, мяса и молока. Мы будем собирать клюкву, грибы и другие дикорастущие. Предполагал же когда-то сидящий здесь в зале деятель засадить наши места лесом, чтоб разводить волков. Считал, что это выгоднее.

Вряд ли кто помнил эти знаменитые слова Огородова о волках, оставшиеся в обиженной памяти Павлина Звездочетова, но они вызвали шум. Многие,

в первую очередь Огородов, постаравшийся не вспоминать, что фраза, произнесенная им в конце 50-х годов принадлежит ему, поняли, что песенка выскочки Сереброва спета. Когда тот шел на свое место, на него смотрели с жалостью. Такое ляпнуть секретарю обкома партии? Да кто после этого будет ему помогать?

Серебров ощутил, что спустился в совершенно иной зал, чем тот, из которого поднимался. Его охватила тоскливая злость.

Кирилл Евсеевич быстро поставил на свое место задиристого зеленого председателишку. Он назвал его выступление иждивенческим. У него были под рукой и цифры о помощи слабым колхозам и совхозам, он помнил постановления обкома партии, которые обязывали заниматься отстающими хозяйствами.

— Извиняет этого молодого человека то, что он — человек молодой и только начинает работать, — великодушно закончил Кирилл Евсеевич разгром Сереброва.

Наверное, надо было благодарно притихнуть и с покаянием смотреть в пол, но слова Клестова не образумили Сереброва.

— Теперь вам ясно, что мы не можем делать одинаковую ставку на слабые и сильные хозяйства, — проговорил Клестов и взглянул на упрямого председателя колхоза «Труд», а тот, бодливо наклонив голову, сказал негромко, но так внятно, что услышали все:

— Нет, не ясно. Мне не ясно.

Это всколыхнуло в зале возмущенный гомон. Ну и непереносимый упрямец!

Кириллу Евсеевичу надо было как-то выходить из затруднительного положения. Он немного деланно, но великодушно рассмеялся.

— Хорошо, с вашим особым хозяйством мы особо разберемся, — проговорил он и перешел к делам, касающимся всей Бугрянской области.

Самый сильный и неожиданный удар нанес по Сереброву Григорий Федорович Маркелов, которому дали слово для справки. Он просто спросил Сереброва:

— Скажи, Гарольд Станиславович, кто ездил на машиностроительный завод договариваться насчет шефской помощи?

— Ну я, — ответил Серебров, и зал разразился гоготом.

— А ты говоришь, что я все у шефов забрал, — усмехнулся Маркелов. Посрамил Григорий Федорович задиру Сереброва, крепко посрамил.

Во время перерыва в буфете, куда повалил проголодавшийся люд, знакомые хлопали Сереброва по плечу: «Ну, ты и дал!» Были такие, которые говорили вроде с одобрением, но чувствовалось, что из-за своей строптивости пал в их глазах Серебров.

— Ты что это, — покрутив головой, упрекнул Сереброва заворготделом Ваня Долгов. — С первым секретарем в таком тоне?!

— А-а, отстань. Как думаю, так и сказал, — наливая в стакан напиток «Буратино», отмахнулся Серебров.

Задержал его в вестибюле Александр Дмитриевич Чувашов и, глядя с удивлением своими голубыми внимательными глазами, проговорил:

— Посылай агронома, у меня хорошего семенного ячменя лишку есть. Тонн десять могу дать на развод. Сорок центнеров урожайность.