Свет в оазисе
Шрифт:
– Тогда передайте ей, что сейчас не самое подходящее для этого время. В последние годы там очень усилилось влияние одного талантливого монаха-проповедника по имени Джироламо Савонарола. Каждый день этот доминиканец, уверенный в том, что его лично наставляет Иисус, говорит в своих проповедях, что искусство и красота несовместимы с благочестием, и на многих флорентинцев его слова производят сильное впечатление. А сейчас, если умрет глава республики Лоренцо Великолепный, трудно сказать, что сможет сдерживать влияние Савонаролы.
Мануэлю стало нелегко следить
– Если бы не торговые пути и купеческие караваны, - с полной убежденностью говорил Алонсо, - разве сохранились бы связи между городами Европы? Разве знали бы мы, что происходит в Венеции и в Константинополе, каковы нравы жителей Реймса и Англии? Вообразите мир, в котором нет торговых домов и купцов. В этом мире нам пришлось бы отказаться почти от всего, что у нас есть. Мы не могли бы приобрести ничего из вещей, снеди, украшений, одежды, картин, книг, что не производится в нашем собственном городе. Скажите, многое ли производится в Саламанке? Я слышал, что это важный центр торговли шерстью. Но откуда же берут бумагу студиозусы вашего знаменитого университета? Не кажется ли вам, что человеческая культура без обширной разветвленной торговли просто рухнула бы? Что ни церкви, ни вероучения, ни благородные дворяне, вечно воюющие друг с другом и свысока смотрящие на "низкие" занятия, не спасли бы тогда человечество?
Мануэль, никогда не размышлявший об этих сторонах бытия, подавленно молчал.
– Мне необходимо подумать над тем, что вы сказали, - пробормотал он наконец.
Через несколько дней Мануэль решил, что вполне в состоянии продолжить свой путь. Сказав об этом Хосе Гарделю, он завел разговор о возможности одолжить у него небольшую сумму денег, но Хосе остановил его жестом руки.
– Пожалуйста, давайте продолжим этот разговор завтра, - сказал он.
На следующий день Мануэль получил от него "небольшой подарок на память", включавший в себя полный комплект одежды из лучших тканей, ослепительный меч прекрасной работы, красивый и прочный щит, черного арабского скакуна и кошелек, набитый увесистыми монетами.
Мануэль не знал, что и сказать.
– Я ваш должник, дорогой сеньор Гардель, - промолвил он, с трудом подбирая слова.
– О нет, дон Мануэль, вы мой гость, - возразил Хосе.
Поняв, что споры бесполезны, Мануэль горячо поблагодарил хозяина, мысленно поклявшись сделать со временем все, чтобы достойно воздать по заслугам этому необыкновенному человеку.
Скакуна в память о Цезаре он назвал Августом. Полдня ездил на нем по городу, после чего всадник и конь полностью привыкли друг к другу.
Вечером, перед отъездом в долину Гранады, Алонсо опять спустился во внутренний двор, когда там отдыхал Мануэль. Он сообщил ему, что дом книготорговца Ибрагима Алькади следует искать на улице, примыкающей к рынку Алькайсерия с южной стороны.
И вдруг Мануэль спросил:
– Алонсо, кто сотворил мир: Бог или Люцифер?
Начитанный мориск с интересом взглянул на него. Алонсо, казалось, удивило, что этот высокий, сероглазый, молодой рыцарь с постоянно падающей на лоб русой прядью может интересоваться чем-то большим, чем ратные подвиги.
– Разве Святое Писание не отвечает на ваш вопрос?
– спросил он.
– О да, разумеется. Но ведь и Писание можно истолковать по-разному. Например, некоторые люди когда-то считали, что именно из Евангелия можно сделать вывод о том, что наш мир целиком лежит во зле, и, значит, Господь, будучи всеблагим, его не создавал.
– Вероятно, вы имеете в виду катаров?
– предположил Алонсо.
– Мм...
– замялся Мануэль. Это слово не было ему знакомо.
– Существовало такое религиозное движение. Они были во многих странах. В Южной Франции катары называли себя альбигойцами.
Мануэль вздрогнул. Осведомленность этого странного недавнего мусульманина из Гранады продолжала его удивлять. Неужели это он тоже узнал от знакомых купцов? Да нет, что за глупая мысль! Очевидно, из прочитанных книг.
– Да, я имею в виду альбигойцев, - признался Мануэль.
– Не волнуйтесь, я не побегу в инквизицию, - улыбнулся Алонсо.
– И уверен, что и вы не побежите, чтобы рассказать о наших с вами беседах.
Мануэль оценил последнюю фразу как выражение доверия.
– Ну, а как же мой вопрос?
– напомнил он.
– О происхождении этого мира? Почему вы думаете, что мне известен ответ? Или что кому-либо вообще известен ответ?
– Я не жду от вас окончательных вердиктов. Просто буду глубоко признателен, если вы поделитесь тем, что представляется вам достоверным. Как вам самому кажется, кто сотворил этот мир? Всеблагой Господь или Князь Тьмы?
– Разве других возможностей нет?
Мануэль задумался. Да, действительно, разве нет иных возможностей?
– Пожалуй, есть. Вы хотите сказать, что этот мир вообще никто не создавал?
– Во всяком случае, это - еще одна возможность. Но есть и другие.
– Что-то мне больше ничего в голову не приходит. Очевидно, последствия удара по голове, - попробовал пошутить Мануэль.
– А какие еще есть возможности?
– Может быть, этот мир просто нам снится...
Мануэль ожидал чего угодно, но только не этого.
– Снится?
– переспросил он.
– Нам всем снится одно и то же? Что-то я не слышал о таких снах. Или я вас не понял?
– Почему же всем одно и то же? Подумайте, разве вам и мне сейчас снится одно и то же?
– Нам сейчас вообще ничего не снится, - неуверенно проговорил сбитый с толку Мануэль. Из знакомых ему людей никто не разговаривал так странно и в то же время так интригующе, как его спаситель-мориск. Только, пожалуй, Росарио.
– Но давайте предположим, что вам снится мир и что он кажется вам настолько подлинным, что вам и в голову не приходит, что это сон. И мне тоже снится мир, который кажется мне настоящим. Вас смущает, что мы с вами видим один и тот же мир, и поэтому вы утверждаете, что мир не может быть сном, поскольку сновидения у каждого свои. Я правильно вас понял?