Свет в оазисе
Шрифт:
– Да, правильно.
– Но ведь мы с вами вовсе не видим одно и то же.
– Как же нет?!
– Мануэлю хотелось рассмеяться, но он боялся обидеть собеседника.
– Разве вы не видите это лимонное дерево?
Алонсо неожиданно встал со скамьи и отвернулся, оказавшись спиной к дереву.
– Нет, - сказал он.
– Сейчас уже не вижу. А до этого видел какое-то лимонное дерево. Причем не совсем так, как вы, поскольку смотрел из другого места. А сейчас я вижу лестницу и балкон, которых не видите вы.
– Но вы знаете, что здесь есть лимонное дерево, а я знаю, что здесь есть балкон, - возразил Мануэль.
– Мы никогда не сможем совершенно одинаково увидеть
– Ну, хорошо, - Мануэля начала увлекать эта словесная игра, хоть он и не усматривал связи между ней и своим вопросом о мироздании.
– Допустим, мы просто назовем то, что воспринимаете вы, вашим сновидением, а то, что воспринимаю я, - моим. Почему же в обоих этих сновидениях присутствует лимонное дерево, а также лестница и балкон, а также город Кордова и страна Кастилия? Почему в обоих снах сейчас конец пятнадцатого столетия от рождества Спасителя? Почему обоим снится, что на город спускается ночь и что завтра я намерен отправиться в долину Гранады?
– Вы хотите спросить, почему наши сны так похожи?
– уточнил Алонсо.
– Вот именно, почему наши сны так похожи?
– Потому что в данный момент наши рассудки, порождающие эти сны, находятся в сходных состояниях, - Алонсо снова сел на скамью.
– Но ведь вы не думаете, что они всегда пребывают в таких похожих состояниях, верно? Вот, к примеру, вы получили дворянское воспитание в католическом городе Саламанке, а я был воспитан моим дедом-книготорговцем в мусульманской Гранаде. В ту пору у наших миров было намного меньше сходства. Завтра вы уедете на войну, а я останусь здесь, и мы опять будем видеть с вами разные вещи. Кроме того, и вам, и мне, когда мы спим, снятся сновидения. Мы можем назвать их малыми снами, в отличие от большого сна, как мы условились называть весь этот мир. Эти малые сновидения являются частью большого сна, ведь их мы тоже видим и переживаем. А это означает, что не далее, как через час-другой, когда вы будете почивать в своей постели, а я - в своей, ваш мир утратит сходство с моим, поскольку вы будете видеть совсем не то, что я.
Мануэль задумался. То, что говорил Алонсо, одновременно казалось и не казалось просто словесной игрой.
Мой мир как сумма моего индивидуального опыта... Это не было похоже ни на учение альбигойцев, ни на тезисы их противников. Это вообще не было похоже ни на что, слышанное ранее.
Мануэль молчал, ошеломленный услышанным.
– Но я должен отметить, - продолжал развивать свою мысль Алонсо, - что определенное сходство между нашими мирами всегда будет присутствовать, ведь вы - человек, и я - тоже, а это и означает некоторую близость нашего восприятия. Согласитесь, запах валерианы вызовет в человеке и в кошке совершенно разный отклик. Человек, в отличие от скворца, вряд ли способен углядеть в земляном черве вкусный завтрак.
– Но погодите же!
– не выдержал Мануэль.
– До сих пор мне казалось, что вы шутите, хоть я и не понимал, почему мой вопрос заставил вас так долго и необычно шутить. Но теперь мне кажется, вы действительно считаете, будто этот мир существует лишь в нашем воображении. Вы действительно так полагаете?
– Ну что вы!
– запротестовал Алонсо.
– Да я понятия не имею, что такое мир. Я только объясняю вам, что мы ничего о нем не знаем. И альбигойцы о нем ничего не знали, и католики ничего не знают, и мусульмане, да и все остальные. Мы даже не знаем, существует ли он на самом деле. Мы только можем сказать, что мы что-то воспринимаем, причем каждый видит что-то свое, и все эти воспринимаемые миры в какой-то степени похожи и не похожи друг на друга. Если подытожить, я хочу лишь сказать, что мир напоминает сон. Особенно, когда мы вспоминаем нечто, что когда-то было и чего уже нет. Разве не точно так же мы вспоминаем привидившееся нам сновидение? Еще несколько недель назад полумесяц на башне Комарес в Альгамбре был для меня чем-то зримым и реальным. Но через какое-то время на его месте будет возвышаться крест, и полумесяц будет восприниматься как нечто, принадлежащее лишь сфере воспоминаний. Туманных воспоминаний. Как сюжет сновидения.
Мануэль слушал как завороженный, и перед его глазами стоял уже изрядно потускневший за последние годы образ отца.
– Да, - совсем тихо добавил Алонсо.
– Я действительно считаю, что мир похож на сон. Но является ли он сном, этого я не знаю.
Двор с садом были погружены в темноту, которую здесь и там робко трогал лунный свет. Молодые люди говорили приглушенными голосами, чтобы не разбудить спящих в доме.
– Если мир все же является сном, и каждому снится свой собственный мир, то все вопросы о том, кто его сотворил, отпадают, - произнес Алонсо.
– Мой мир сотворил мой ум, а ваш мир - ваш ум.
– Да, вы правы. Но если это действительно так, то, значит, вы мне снитесь. А я снюсь вам. Так кто же из нас сновидец, а кто - персонаж сна? Кто из нас существует на самом деле?
– Я могу лишь предполагать, но отнюдь не претендовать на знание ответа на этот вопрос.
– И каково же ваше предположение?
– Я думаю, - ответил Алонсо, - что в каком-то смысле мы оба существуем, а в каком-то другом смысле мы оба лишь - персонажи снов. Причем не только так, как вы только что сказали. Я не только персонаж вашего сна. Я и себе самому тоже только снюсь.
– Если вы себе снитесь, то кто же тот, про которого вы сказали "себе самому"?
– удивился Мануэль.
– Это, пожалуй, вопрос, на который персонаж сна ответить не в состоянии. Давайте обратимся к опыту наших малых снов, тех, что видятся нам по ночам. Ведь в отношении их мы оба согласны, что это лишь иллюзорные видимости, которые рассеиваются после пробуждения.
– Хорошо, - сказал Мануэль.
– Скажите, вам никогда не снилось, что вы кто-то другой. Что вы не Мануэль?
Саламанкский идальго вздрогнул. В последнее время такие сновидения посещали его довольно часто.
– Да, это иногда случается.
– Вы можете вспомнить один такой сон?
– Вы хотите, чтобы я его рассказал?
– Как вам угодно. Это не главное. Я буду вам признателен, если вы просто скажете, как вас звали в этом сне.
– Обычно в таких снах я даже этого не знаю, но недавно мне приснилось, что меня зовут Равакой. Совершенно несуразное имя.
– Помнили ли вы в этом сне своих родителей и друзей?
– Нет, у Раваки была совершенно другая жизнь. Сейчас уже не помню подробностей, но у меня даже не было ощущения, что я живу в Кастилии.
– Позже вы проснулись и поняли, что вы не Равака, а Мануэль?
– Да, разумеется, - кивнул саламанкский идальго.
– Скажите, в том сновидении вы, то есть Равака, имели хоть какую-то возможность понять, что Раваки на самом деле нет, что он только снится Мануэлю.
– Ну, когда я проснулся...
– Нет-нет, в самом сне, - пояснил Алонсо, - до того, как вы проснулись. Как мог Равака понять, что его на самом деле нет?
– Э-э... мне могло присниться, что я все-таки Мануэль.